Онлайн книга «Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 1. 1955-1959»
|
– Иду, – сказал Краюхин, но еще минуту постоял, опираясь о стол, глядя куда-то поверх головы дежурного. «Ермакова надо предупредить, – вертелось у него в голове, – Ермакова обязательно нужно предупредить. Но сумею ли я?» Дежурный тревожно-вопросительно взглянул на него, и он словно очнулся. – Пойдемте. В большом зале телевизионной связи белые трубки ослепительно освещали несколько креслиц перед высоким стендом с круглым серебристым экраном. Краюхин прищурился, вынул темные очки. – Включайте, – сказал он и подошел к экрану. Дежурный встал у пульта. На экране замелькали серые тени, и вскоре из зеленоватой пустоты выплыло серьезное лицо Ермакова. Краюхин мельком подумал о том, что радиоволнам требуются уже секунды, чтобы донести до Земли это изображение. – Здравствуй, мальчуган! – сказал он. – Как ты меня видишь? – Отлично, Николай Захарович. – Все благополучно? – Полчаса назад вышли на прямой курс. Впервые в жизни иду в пространстве по прямой. Но пришлось много повозиться, пока выписывали траекторию первого этапа. Электронные курсовычислители действительно придется усовершенствовать. Крутиков сейчас свалился и спит как убитый. Скорость – пятьдесят километров в секунду, фотореактор работает спокойно, температура зеркала – практически ноль, радиация – обычный фон. – Что команда? – Отлично. – Быков? – Держится хорошо. Удручен тем, что не имеет возможности посмотреть на Землю. – А ты покажи ему. – Слушаюсь. – Как прошел старт? – Великолепно. Юрковский разочарован. Он говорит, что такой старт и ребенка не разбудил бы. – За это тебе нужно благодарить Богдана. Дело мастера боится. – Конечно, Николай Захарович. Они помолчали, вглядываясь друг в друга через разделяющие их миллионы километров. – Ну… а ты сам? – Не беспокойтесь, Николай Захарович. Ермаков ответил быстро. Слишком быстро, словно он ждал этого вопроса. Краюхин нахмурился. – Дежурный! – резко окликнул он. – Слушаю вас. – Выйдите из зала на десять минут. Дежурный поспешно ретировался, тщательно прикрыв за собой дверь. – Не беспокойтесь, – повторил Ермаков. – Я не беспокоюсь, – медленно проговорил Краюхин. – Я, брат, просто боюсь. Глаза Ермакова сузились: – Боитесь? Что-нибудь случилось? Как объяснить ему? Краюхин снял очки и, зажмурившись, стал протирать их носовым платком. – В общем, прошу тебя: будь осторожен. Так… Особенно там, на Венере. Ты не мальчишка и должен понимать. Если будет очень трудно или опасно, плюнь и отступи. Сейчас все решает не Голконда. Он говорил и чувствовал: Анатолий не понимает. Но не поворачивался язык прямо сказать ему: «Сведи риск к минимуму. Главное сейчас – благополучно вернуться. Если с вами что-нибудь случится, от фотонных ракет придется отказаться надолго». Он всегда считал, что межпланетников нужно держать подальше от борьбы мнений в комитете. Ему казалось, что это может подорвать их доверие к руководителям. – Береженого бог бережет, – продолжал он, с ужасом чувствуя, что говорит бессвязно и неубедительно. – Зря не рискуй… – Если будет трудно или если будет опасно? Это был Ермаков, Толя Ермаков, с молоком матери всосавший презрение к околичностям и недомолвкам. Ему было стыдно за Краюхина и жалко его. И он был встревожен. Он нагнулся к экрану, вглядываясь в лицо Краюхина. Тот поспешно откинулся назад. Несколько секунд длилась неловкая пауза. – Вот что, – сказал Краюхин, стараясь побороть страшную слабость, – слушай, что тебе говорят, товарищ Ермаков. Я не собираюсь состязаться с тобой в остроумии. Так… – Слушаюсь, – тихо ответил Ермаков. – Я не буду рисковать. Я буду считать, что основная задача экспедиции – это сберечь корабль и людей. Я сберегу корабль. Но ведь их я не смогу удержать… – Ты – командир. – Я командир. Но у каждого из них есть своя голова и свое сердце. Они не поймут меня, и я не знаю, сумею ли заставить их отступить. У меня нет вашего авторитета. – Ты меня не понял… – Я понял вас, Николай Захарович. И по вашему приказу я готов поступиться всем, даже честью. Но поступятся ли они? Ясные глаза Ермакова глядели Краюхину прямо в мозг. Они понимали. Они все понимали. – Я могу только догадываться, что у вас на уме… Краюхин опустил тяжелую голову и хрипло сказал: – Ладно, поступай как знаешь. Видно, ничего не поделаешь. У меня вся надежда на твое благоразумие. А теперь прости, я пойду. Я, кажется, приболел немного… – Вам надо отдохнуть, Николай Захарович. – Надо… Проверяй радиоавтоматику. Точно по расписанию, через каждые полчаса мы должны получать автоматические сигналы «Хиуса». Через каждые два часа – твое личное донесение. Не опаздывать ни на секунду! – Слушаюсь. – Ну, прощай. Я пошел. Он встал и заплетающимися шагами устремился к выходу. Пол под ним качался, становился дыбом. «Надо успеть…» – подумал он и рухнул лицом вниз в черную пропасть… Краюхин очнулся в теплой постели у себя в номере. Светило солнце. Тумбочка у изголовья была уставлена пузырьками из разноцветных пластиков и коробочками. Доктор и Вера, оба в белых халатах, сидели рядом и глядели на него. – Время? – спросил он, еле ворочая непослушным языком. – Двенадцать-пять, – поспешно отозвалась Вера. – Число? – Двадцатое. – Третьи… сутки… Вера кивнула головой. Он встревожился, попытался приподняться. – «Хиус»? – Все хорошо, Николай Захарович. – Доктор осторожно придержал его за плечи. – Лежите спокойно. – Только что звонили с радиостанции, – сказала Вера, – все благополучно. – Хорошо, – пробормотал Краюхин. – Очень хорошо… Доктор приложил один из пузырьков к его плечу. Раздалось шипение, и лекарство всосалось под кожу. Краюхин закрыл глаза. Затем отчетливо сказал: – Передайте Ермакову. Все, что я говорил, не считается. Это паника. Болезнь… – Бредит, – прошептала Вера. Он хотел сказать, что это не бред, но заснул. Проснулся он ночью и сразу почувствовал, что ему лучше. Вера накормила его бульоном и сухарями, напоила горячим настоем из индийских трав. – Включите радиограммы, – потребовал он. |