
Онлайн книга «Джек-потрошитель с Крещатика»
Врубель посмотрел вверх — на потолке хоров, прямо над ними, Бог в «Шестой день творения» создавал Адама под пальмами райского сада. Но Миша говорил сейчас про нечто прямо противоположное… ад. — Ты опять уйдешь, — заплакала Душа Маши. — Не уходи… останься! — внезапно она повернулась к своей обладательнице. Ее собственные глаза, полные гнева, взглянули на Машу с укором и требованием: — Это ты виновата… все ты! Почему ты ничего не сделала? Почему никогда не слышишь меня! Услышь меня, наконец… Ты должна знать… твой сын… маленький Миша… он должен умереть! — Что ты говоришь? — полушепотом вскрикнула Маша. Ее душа встала и направилась к ней, как неумолимый обвиняющий рыжий Демон. Написанный на запрестольной стене алтаря, снабженный грифоном и книгой Евангелист Иоанн, скопированный Васнецовым с киевского профессора психиатрии Сикорского, с любопытством взглянул на нее, оценивая Машино самоочевидное раздвоение личности. — Прими это! Он должен умереть! — слова страшного рыжеволосого Демона стали стальными капканами. — Перестань! Отпусти меня… — Он должен… должен… Убей его! — Нет, нет, — заплакала Маша, вырываясь — пытаясь снова вырвать из сердца свою душу, заткнуть ее. — Дай ему умереть… Убей его! — закричал рыжий Демон. — Я не верю! Ты — не я! Отпусти меня… — крикнула Киевица. Она вырвалась из власти безумных и страшных навязчивых слов, побежала. Двери собора сами распахнулись пред ней. На ступенях Владимирского, отчего-то не в силах попасть внутрь, сидел немолодой мужчина с черно-седой бородой и проломанной грудной клеткой. Он угрюмо посмотрел на нее и снова погрузился в свои безотрадные мысли. Споткнувшись о его взгляд, Маша полетела вниз со ступеней… и упала в осеннюю рыжую тишину. ![]() 3 ноября, по старому стилю, 1888 года Мистрисс Фей Эббот взяла круглый хрустальный шар — не обычный, а полый, наподобие аквариума. Ее худенькие обезьяньи, исчерченные татуировками ручки хватали серые сгустки тумана и бросали в круглый сосуд. Туман в шаре сплетался и двигался все быстрее и быстрее. — Не сомневайся во мне, — сказала он. — Я потомок киевских волхвиц, за три столетия тебе не сыскать гадуницы сильней. Сам Киевский Демон приходил ко мне, желая узнать судьбу Трех Киевиц… — Демон?.. — хотела было расспросить подробней Акнир. Но Мистрисс окоротила ее: — Ты можешь задать мне сейчас ровно четыре вопроса. И увидеть один ответ. И в душе юной ведьмы дрожали вопросы побольней, чем судьба Трех Киевиц. Акнир облизала сухие от волнения губы и четко спросила: — Он — мой отец? — Да, — сказала магиня. — Мы будем семьей? — Необычной… не так, как у людей… не здесь, — рвано ответила Мистрисс. — Волчья Мадонна существует? — Да. Она рядом… она все сильней… Акнир хотела спросить: «Так как же мне спасти мою маму?!» Но боялась получить слишком мутный ответ, который лишь запутает все окончательно. Потому сказала иначе: — Что мне следует знать из ближайших событий? — Смотри, — хрипло сказала магиня. Акнир наклонилась к хрустальному шару и увидела мать… Киевица Кылына стояла над колыбелью Машиного полугодовалого сына. В руке у нее был нож. Мертвая Киевица подняла правую руку и вонзила лезвие в грудь ребенка. — Запомни, это должно свершиться! ![]() На мягких ногах Акнир вышла из уборной Мистрисс Фей Эббот. Семья акробатов — отец, мать и маленький сын в одинаковых лиловых трико, только покинули сцену. Лицо и усы отца были мокрыми от пота, он держался за сердце и тяжело дышал. В ноги к Акнир бросился белый пудель… Она обмерла — раньше номера с пуделем в их цирке не было. Грядет чей-то дебют? Ведьма присела на карточки перед псиной. Пудель тоже сел и дружелюбно протянул ведьме лапу. На его шее был повязан голубой шелковый бант. — Ав, — вежливо поздоровался он. — И тебе добрый вечер. — Ав… авдь!.. Пес любовно лизнул ведьму в лицо, встал на задние лапы, поставил левую переднюю ей на плечо, правую — на макушку, и даже попытался с лаем исполнить какой-то танец, но Акнир остановила его преждевременное выступление. Вслед за кудрявой собакой появилась хозяйка — в пышной расшитой блестками юбочке и трико с голой спиной. Ее сопровождал клоун Клепа. Поправляя пуфы на своем расшитом тесьмой широком костюме, он громко разглагольствовал с видом подвыпившего философа: — …а изволите ли вы знать, что клоун по-аглицки clown. А славные англичане придумали не только Джека-потрошителя, но и нашу, отнюдь не почтенную, профессию… Так вот clown означает — деревенщина, притом неотесанная и всенепременнейше пьяная. И да будет вам известно, что красный клоунский нос произошел от вполне определенных носов пьяниц, которых первые содержатели цирков нанимали, дабы грубая публика смеялась при виде их падения. Потому-то лично я потребляю веселящие напитки вовсе не от природой несдержанности, а исключительно в дань высокой и давней традиции… И коли вы, mademoiselle Фифи, столь же добры, сколь и прекрасны, и облагодетельствуете старика стопулей… Хорошенькая, как ангелок, mademoiselle Фифи, в пышной юбке, громко и резко захохотала. Холодная тревога обвила сердце ведьмы змеей. И этого пуделя, и эту юбочку с горошками блесток они уже видели, когда пришли сюда в самый первый раз и случайно столкнулись в буфете с матерью Акнир и ее возможным отцом. Веда поспешила в буфет… Она была там! Ее мать. И на ней было то самое платье в сине-серую клетку, в котором они впервые увидели ее здесь в свой роковой, самый первый визит. В котором Акнир увидела ее лежащей на ступенях Владимирского собора — мертвой, похожей на истерзанную сломанную куклу. Все должно было случиться сегодня! И Акнирам решилась… Даша говорила, что заклятие «логус» помогает понять и людей, говорящих с тобой на одном языке, — даже тех, кого зачастую понять труднее всего, наших родных и близких. — Вы не знаете меня, — негромко проговорила она, подсаживаясь за столик к Кылыне, — но я должна вам сказать… |