Онлайн книга «Серебряная книга романов о любви для девочек»
Нюта между тем продолжала предаваться отчаянию, забившись в уголок дивана: – Я не могу… не могу… – всхлип! – измениться-а-а… – на диванную подушку упали первые соленые капли. Стю перестала разглядывать потолок и перевела взгляд на подругу. – Можешь! – уверенно возразила она. – Я же вижу, что можешь! Ты уже изменилась! Нюта перестала рыдать и ожесточенно дернула себя за красную прядку: – Это все – ерунда! Внешность! Оболочка! А внутри я как была чукчей, так и остала-а-ась… – Ну, допустим, ты не чукча. Чукча – это Абрамович. – Какой еще Абрамович? – От неожиданности Нюта перестала хлюпать носом и подозрительно уставилась на Стю. – Губернатор Чукотки, – любезно пояснила подруга, которая, в отличие от Нюты, смотрела иногда вечерние новости. – Гонишь, да? Разве может быть у чукчи такая фамилия? Тем более – у губернатора Чукотки? – Не-а, не гоню. – Стю глянула на подругу с превосходством. – Он не чукча, он олигарх. – Ой! – Нюта подскочила на диване. – У нас же на кухне этот сидит, которого ты привела… олигархов сын! Что ж мы его одного-то оставили?! – Не бойся, чайник не сопрет! – развеселилась подруга. Нюта замахала руками: – Неудобно! Бросили человека одного! – Ниче! Успеем еще потусоваться… Но Нюта, которая вообще-то была вежливой девочкой, спрыгнула с дивана. В душе ее шевельнулась незнакомая доселе жалость к олигархам. А вдруг у этого отец тоже губернатор? Этот… хозяин тайги? И сидит бедный (вернее, богатый) парень целое лето в тайге или в тундре. А там сплошь комары, и зима девять месяцев в году. А она-то думала, что олигархи все больше на Канарских островах живут, где климат подходящий. Шмяк! Ее остановила подушка, брошенная умелой рукой. – Эй ты, чукча! Ты в зеркало на себя глянь! Напугаешь бедного парнишку. Нюта молча вернулась на диван и снова забилась в угол. А потом еще уткнулась носом в спинку. Как она могла забыть про опухший нос?! С таким личиком к гостям не выходят. – Так! – Стю уселась на пол, подмяв под себя многострадальную подушку. – Сына олигархова пока оставим в покое. Подождет. Кухня – не Чукотка, выживет как-нибудь. Холодильник есть, не помрет с голоду. Он вообще парень терпеливый… А теперь давай, выкладывай! – Чего выкладывать? – буркнула Нюта в недра дивана. – Все выкладывай! Прическу сделала? Сделала. Бешеную морковку купила? Купила, – тут Стю уважительно покосилась на оранжевые джинсы. – В телефон ревела? Ревела. Чукчей себя называла? Называла. Он не-о-бы-кно-вен-ный… – ехидно пропела она, – как трактор здо-ро-вен-ный… – Перестань! – Нюта оторвалась от дивана. Очевидно, Стю этого и добивалась. – Эй, подруга! – голос у нее потеплел. – Ты посмотри на себя! Ты просто девушка-мечта! Все на месте. Джинсы на попе не треснули. Откуда слезы? – Ну, он… – Необыкновенный, – совершенно серьезно подхватила Стю. – Ну да, да! А я… – Обыкновенная, – закончила за нее подруга. Нюта уныло покивала головой. – Точно! Ничего не изменилось, понимаешь? Да на меня хоть что надень, я все равно останусь такой же. Обычной. Я не меняюсь! – воскликнула она с отчаянием. – А я хотела измениться! – Ага! То есть снаружи ты изменилась, а внутри – нет? Нюта вздохнула жалобно. Стю покосилась на нее с легким опасением – не собирается ли снова зареветь – и продолжала: – А раз ты внутри не поменялась… – То все останется как прежде! – выпалила Нюта. – Я никогда – никогда! – не смогу к нему подойти! Я никогда, никогда… – Стоп, стоп! – Стю устроилась на подушке поудобней. – Никогда не говори никогда. Тебе просто надо дальше меняться. Нюта уныло покачала головой: – Налысо побриться, что ли? – Балда! – Стю ласково постучала себя согнутым пальцем по лбу. – Изнутри надо меняться, изнутри! – Это как? – Попой об косяк! Надо стать другим человеком. Мозги надо менять, мозги! Нюта хотела спросить, как же ей поменять мозги – не голову же откручивать, верно? – но тут подруга, отбросив подушку, вскочила на ноги: – Я уже все придумала! Все нашла! – Что? – испугалась Нюта. По спине пробежал холодок. Будто дунуло откуда-то ледяным сквознячком. – Сейчас быстренько смываешь последствия мировой скорби и айда со мной… – Куда? – прошептала Нюта. Стю наклонилась совсем близко, и Нюта невольно вжалась в самый уголок дивана. Глаза у подруги отливали зеленью, как у рыси. – Туда, где меняют тела и ду-уши… – таинственно выдохнула она. Анюта Иволгина была тихой девочкой, любившей четыре вещи на свете – книги, рисование, группу «Сплин» и собак. Ну еще тяжелые чудовищные ботинки на тракторной подошве (не считая, конечно, родителей и родного города). Нюта могла часами черкать в маленьком блокноте для набросков, который вечно торчал у нее из кармана (даже на дискотеке, вот умора). Или читать. Читала она везде – дома, на улице, в школе. Но, в отличие от других начитанных тихонь, она не была зубрилкой или отличницей. Она была странной. Странной – потому что любила гулять одна, не боялась темноты, не болтала бесконечно о шмотках, не кричала игриво парням на улице: «Эй, уроды! Куда намылились?» Она вообще парней не замечала. Девчонки побойчей и попроще, завидев ее, иногда крутили пальцем у виска и презрительно шептали: «С прибабахом!» Прибабах прибабахом, а в глаза Нюте такое говорить никто не решался. В ответ можно было и рюкзаком схлопотать по шее. Начитанная тихоня вовсе не была безобидной. Если к ней цеплялись – вполне могла дать отпор. Что только добавляло ей странности, по мнению окружающих. Почему же она не была отличницей или зубрилой? Потому что, несмотря на чудовищное количество прочитанных книг, к учебе особо не тянулась. Что толку учиться на одни пятерки? Скукота! Кому они нужны, пятерки-то эти? Родителям? Так ее родители, замордованные работой, в дневник заглядывали четыре раза в году. Они твердо знали, что дочка их не подведет, двоек не нахватает, на второй год не останется. А сама Нюта предпочитала на уроках предаваться мечтам и размышлениям. Из-за чего частенько отвечала невпопад, вызывая законное раздражение учителей. Оживала она только на любимых предметах – на истории и литературе. Но и там порой упрямо спорила с учителями (а учителя жуть как этого не любят). В общем, без особого труда училась на четверки, иногда скатываясь на тройки (лень, знаете ли). Но и тройки ее не расстраивали. |