
Онлайн книга «Приусадебное убийство»
— Ради бога, Мирослава Игоревна, у меня без ваших лап голова пухнет! — Но образцы обязательно нужно взять. — Если я буду брать образцы у всех животных… — Мишка — не все! Он свидетель преступления. — Вот и снимите с него показания, — ехидно посоветовал следователь. — Если мы возьмем с когтей образцы крови, это и будут его показания. И нужно поторопиться, иначе Мишка очистит когти. — В баню Мишку! — рявкнул Ужгородцев и отключился. — Что же нам делать? — спросила Мирослава покорно ждущего своей участи кота. Мишка тяжело вздохнул. — Умный котик. Мне потребуется твоя помощь. — Мирослава спустилась в свою комнату, и тотчас на пороге появился Морис. — Морис, принеси чемоданчик. Он тотчас выполнил ее просьбу, и Мирославе удалось взять образцы вместе с крохотными частицами Мишкиных коготков. Кот словно понимал всю важность момента и не вырывался. — Экспертизу придется делать за свой счет, — сказала она. — За счет клиента, — поправил ее Морис. — Ну… Мирослава погладила кота и отпустила. — Вероятно, он оцарапал напавшего, — проговорила она. — Нужно искать, у кого есть царапины. По идее, раны должны быть глубокими… Морис кивнул. — Если бы Ужгородцев соизволил подумать, то выявить преступника можно было бы путем осмотра. Нам же раздевать людей никто не позволит. — Увы… Мирослава вздохнула. — А я хотел вам рассказать о своем разговоре с Мишустиным еще вчера вечером, но вы захлопнули дверь перед моим носом. Она посмотрела на него насмешливо: — Ты уже большой мальчик и должен уметь ломиться в закрытые двери. — Возможно, — не стал спорить он, — но мне показалось, что это не к спеху. Мирослава кивнула. — Значит, ты вчера пообщался с Дмитрием Егоровичем? — Да, мы играли в шахматы и беседовали. Мирослава молча слушала. — Говорили мы и о его сыне. Оказалось, что он музыкант. Тут Мирослава вспомнила, кого ей напоминал Илья. Вернее, не он сам, а выражение его лица. Точно такое же выражение бывало у ее тети Виктории, известной писательницы, когда ту осеняла гениальная идея, и она погружалась в творческий процесс… — Юноша очень мил и застенчив, — проговорила она вслух, — и играет он хорошо… — Да, весьма мил. А еще он крестник Олега Павловича Торнавского. — Ты не шутишь?! — Мирослава воззрилась на Мориса. — Ничуть. Мне об этом вчера его отец сказал. — Константин, конечно, знал, что Илья — крестник дяди… — задумчиво проговорила Мирослава. — Естественно. — И… — Больше ни у кого не было причин расправляться с Торнавским. — Мы можем не знать скрытых мотивов… — Но нельзя отрицать того, что после ссоры с дядей Константин стал еще больше опасаться того, что крестник получит значительное наследство. — Не знаю, не знаю, — не согласилась Мирослава. — Торнавский-старший молод, он собирался прожить долгую жизнь, за время которой мог сто раз переписать свое завещание. — Вот потому-то его и хотели убить. — Морис! Это слишком топорно! — А вы ждете изящества от банального преступления на почве корысти? — усмехнулся Миндаугас. — Ты бы стукнул своего дядю по голове кочергой из-за наследства? — У моего дяди нет таких денег, — спокойно заметил Морис. — Зато есть дети. — А если бы деньги были, а детей не было, стукнул бы? — не отставала Мирослава. — Я — нет, но загадочная русская душа… — Убью! — Вот-вот, — усмехнулся Морис, на всякий случай подальше отодвигаясь от Мирославы. Волгина посмотрела на него с интересом. — Ты что, действительно считаешь, что в душе каждого русского живет кто-то типа Раскольникова? — Нет, конечно. Я просто хотел вас поддразнить, — признался он. — Нашел время. Морис приложил правую руку к сердцу. — Прошу прощения, мадемуазель. — Не мадемуазель, а сударыня, — серьезно поправила Мирослава. — Сударыня, — легко подчинился он. — Извинение принято. Мирослава подошла к окну и забралась на подоконник. Легкий ветерок тихонько перебирал пряди ее темно-русых волос. Она задумчиво посмотрела куда-то в противоположный угол и проговорила: — Будь преступником Константин Торнавский, все было бы слишком просто. — А вы не любите простых решений, — улыбнулся Миндаугас. — Дело не в том, люблю я их или нет… — Но иногда отгадка на самом деле лежит на поверхности, и именно поэтому ее не замечают. — Так бывает, — согласилась Мирослава. — Но не слишком часто и уж точно не в этом случае. — Что же мы будем делать? — Думать. — Понятно, заставлять работать серые клеточки. — Что-то типа того… О! Смотри — такси! Морис, и сам услышавший шум подъезжающего автомобиля, подошел к окну. Они увидели выбравшуюся из салона Лесневскую: как и предполагала Мирослава, Сашу отпустили. Из дома вышел Валевский, быстро и жарко заговорил с Лесневской. — Что он ей говорит, интересно? — вслух задумался Морис. Мирослава повернулась к нему. Он стоял так близко, что она ощутила тонкий аромат его волос, пахнущих солнцем и еще чем-то неуловимым, головокружительным. Мирослава испытала сильное желание обнять мужчину, уткнуться носом в его волосы и… Она взяла себя в руки. Заводить романы с коллегами было не в ее правилах. Но Морис Миндаугас об этом не знал. И он не возражал бы против ее объятий… Казалось, что время загустело, как мед, сладкая капля которого, не спеша сорваться с ложки, растягивается… Мирослава облизнула губы и встретилась взглядом с Морисом — в его голубых глазах недолго было и утонуть, ибо дна они, кажется, не имели… А он смотрел в ее темно-зеленые глаза и думал, что нет ничего прекраснее этого глубокого цвета и что в таких глазах можно заблудиться, как в чаще леса. И сколько ни кричи «ау», только шепот ветра, треск кузнечика и эти вот глаза… — Миндаугас, от тебя жарко, как от печки. Он убрал ладони с подоконника и выпрямился в полный рост. — Это не от меня, это от лета… — Было бы неплохо пообщаться с Александрой, — сказала Мирослава, усилием воли возвращаясь к делу. — Но сначала, пожалуй, дадим ей прийти в себя. |