Книга Теория зла, страница 75 – Донато Карризи

Это спецагент проснулся поздно, и то только потому, что Хич теребил его, требуя прогулки: надо же псу сделать свои дела.

Хуже всего то, что заснул Бериш в старом кресле у окна, не раздеваясь. Теперь не разгибалась спина, затекли мышцы шеи.

Он не помнил, когда в последний раз засыпал таким тяжелым, непробудным сном, будто весь организм замирает, впадает в зимнюю спячку. Даже неудобная поза не мешала, он ничего не чувствовал всю ночь напролет. И ему ничего не снилось. Просто единый, долгий, непрерывный траект между моментом, когда он сомкнул глаза, и пробуждением.

Но, несмотря на ломоту во всем теле, он ликовал.

По-быстрому приняв душ, Бериш надел синий костюм, выпил кофе. Одиннадцать часов утра, свежего, прохладного. Осень наконец-то одержала верх над умирающим летом. Бериш положил в плошку Хича еды, налил водички. На этот раз он не мог взять с собой собаку.

Ему хотелось, чтобы Мила поехала тоже, но коллеге, наверное, все еще требуется выпустить пар: она вчера изрядно разозлилась. Бериш не знал, как это уладить, как себя вести: ведь они познакомились так недавно.

Едва он явится в Лимб с результатом, который рассчитывал получить максимум за час, как Мила забудет и думать о ссоре и ее причинах. По правде говоря, Бериш и сам не помнил, с чего все началось и были ли для конфликта серьезные основания. Такое иногда случается.

Такси остановилось перед рядом белых корпусов, у самого въезда на территорию. На флагштоке, водруженном посреди ровно подстриженного газона, развевался флаг. Кольца, которыми он крепился, позвякивали, и только этот звук услышал Бериш, выходя из машины. Он расплатился с водителем и вскоре переступил порог пансионата.

Место было красивое, ничуть не похожее на лечебное заведение. За главным корпусом простирался целый поселок из белых коттеджей с кобальтово-синей отделкой.

В регистратуре ему указали, где живет мать Майкла Ивановича, и теперь Бериш бродил по улочкам внутри комплекса, разыскивая нужную дверь.

Найдя, постучал, приготовил удостоверение и стал ждать, пока ему откроют. Прошло несколько секунд, и дверь распахнулась.

Женщина, впустившая его, сидела в инвалидном кресле. Взгляд ее упал на удостоверение.

– Я уже все сказала вашим коллегам. Уходите, – резко проговорила она, не давая Беришу открыть рта.

– Погодите, госпожа Иванович. Это очень важно. – Он сказал первое, что пришло в голову: слишком поздно спохватился, что не придумал никакого предлога для визита.

– Мой сын – убийца, я не видела его двадцать лет: что тут может быть такого важного?

Дверь вот-вот закроется перед его носом, а он не знает, как остановить непреклонный механизм, уже пришедший в движение. Жаль, что Милы нет рядом, у нее больше опыта в обращении с людьми. За долгие годы, когда он избегал мира, а мир избегал его, Бериш утратил способность вступать в контакт с ближними, за исключением, пожалуй что, допросов.

– Вчера я говорил с вашим сыном. Думаю, Майкл хотел передать послание…

Он лгал старухе. Иванович выразился даже слишком ясно.

Она мне не мать.

Дверь застыла в нескольких сантиметрах от его лица. Женщина медленно открыла ее снова и пристально вгляделась в пришедшего: ей страстно, мучительно хотелось знать, с чем явился к ней этот человек.

Она ищет прощения, которого я не могу ей гарантировать, сказал себе Бериш, входя в дом.

Госпожа Иванович отъехала на своей коляске в дальний угол гостиной, а спецагент тем временем закрыл за собой дверь.

– Они пришли вчера вечером, рассказали, что Майкл вернулся. Расписали, что он натворил, нимало меня не щадя, хотя я и мать.

Женщине было лет пятьдесят, не больше, но она выглядела много старше. Волосы седые, стрижка короткая, почти под ноль. Место, где она жила, ей соответствовало. Все функционально, как в больничной палате; ничего лишнего, как в тюремной камере.

– Можно я сяду? – Бериш указал на диван, покрытый клеенкой.

Госпожа Иванович кивнула.

Спецагент не был уверен, что найдет нужные слова, чтобы утешить ее или хотя бы выказать сочувствие. Но он и не полагался особо на то, что это поможет. Слишком много ярости было в голосе женщины.

– Я прочел дело об исчезновении вашего сына, – начал Бериш. – Должно быть, вы до сих пор содрогаетесь, представляя себе, как незримые руки стаскивают Майкла с качелей, чтобы похитить.

– Не знаю, с чего вы это взяли, – возразила женщина. – Знаете, что терзает чаще всего?.. Если бы я обернулась на секунду раньше, ничего бы не случилось. Будка, из которой я звонила, всего в десяти метрах. Достаточно было доли секунды – одним словом меньше в том проклятом разговоре. Нас учат ценить секунды, минуты, часы и дни… но никому не приходит в голову объяснить, что может значить мгновение.

Госпожа Иванович явно расчувствовалась, Бериш надеялся, что это поможет ей раскрыться.

– Вы тогда разводились с мужем.

– Да, он ушел к другой.

– Ваш муж любил Майкла?

– Нет, не любил, – отрезала она. – Так что за послание передает мне мой сын?

Бериш взял со столика журнал, вытащил ручку из внутреннего кармана пиджака и на обложке, с краю, воспроизвел рисунок, который Майкл Иванович набросал в блокноте во время допроса.

– Эй, зачем вы пачкаете мой журнал?

– Извините, но иначе никак.

К прямоугольному пятиэтажному дому он добавил ряд эркеров наверху, высокий портик и множество окон. И поместил за одним из них человеческую фигуру. То, что получилось, показал женщине.

Мать Майкла Ивановича взглянула на рисунок. Потом отдала его Беришу:

– Что здесь изображено?

– Я надеялся, что вы мне это скажете.

– Я не знаю, что это такое.

Кривит душой, сразу заметил Бериш.

– Рисуя это, Майкл произнес несколько фраз, на первый взгляд лишенных смысла.

– Мне говорили, что он, скорее всего, сошел с ума. Раз он убивает людей, сжигает их заживо, значит, наверное, так и есть.

– А я как раз думаю, что он просто хочет заставить нас в это поверить. Когда я спросил у него, что такого в огне, он ответил: все, что каждый пожелает увидеть. Эта фраза меня заставила задуматься – и знаете, почему?

– Не знаю, но уверена: вы мне сейчас это скажете, – недоверчиво покосилась она, ясно давая понять, что стена, которую она выстраивала вокруг себя годами, несокрушима.

Бериш все равно попробовал:

– Мы так привыкли не выходить за пределы видимости, что и не вглядываемся в огонь и в то, что может за ним скрываться… – Он сделал паузу, не отводя от женщины глаз. – Огонь скрывает многое, госпожа Иванович.

– И что?