Онлайн книга «Редкие девушки Крыма. Роман»
|
– А вот об этом писать нельзя. Пусть живёт с деньгами и со шлангом, а напишем только про шланг. Похоже на правду? – Наверное. А что-нибудь ещё такое замечал? – Так, по мелочи. Скажем, когда Остап приходит к Корейко второй раз, уже с папкой, и всю ночь уламывает. И утром тот говорит: «Когда вы в первый раз ко мне пришли под видом милиционера, я принял вас за мелкого жулика». Ты в это веришь? Смотри: он ведь должен понять, что против него действует целая шайка. Минимум три человека. Двое отобрали деньги, третий принёс. А сколько ещё? Хотя бы попытаться выяснить он должен? С его-то осторожностью. Таня кивнула. – Думаю, тут возможны два варианта, – продолжал я, увлекаясь. – Либо он сразу исчезает и появляется в другом месте, либо Остап с друзьями однажды исчезают и нигде больше не появляются. Но просто сидеть на попе ровно? Не может этого быть, потому что не может быть никогда. – Тебе бы детективы писать, – смеясь, сказала Таня. – Как-то мы опять незаметно пришли… Если хочешь, зайдём ко мне. Предков пока нет, ушли к друзьям на день рождения до двенадцати часов. – Точно придут? – Да. Мама – врач, помнишь? Её могут в любое время вызвать на операцию, так что она звонила в госпиталь: буду по такому-то адресу, такой телефон, в полночь карета превратится в дыню и я вернусь домой. – В тыкву? – Ну дыня же вкуснее, мы её съедим. Мы поднялись на четвёртый этаж. Войдя в Танину прихожую, я огляделся с почти неприличным изумлением. – Что-то не так? – спросила Таня. – Наоборот, всё так. Кажется, у нас одинаковые квартиры. Таня пожала плечами: – Вторая улица строителей, дом… чёрт, не помню, какой. Давай проверим, подойдёт ли твой ключ. Мой ключ не подошёл, и Таня, сказав, что ирония судьбы отменяется и Нового Года не будет, упорхнула в свою комнату. За минуту, пока я умывал руки и лицо, она переоделась в домашние серые брюки и тельняшку без рукавов. Потом она хлопотала на кухне, а я сидел в её комнате, на краешке застеленной синим пледом кровати. Комната была похожа на мою, такой же величины, но девичья, с очень светлыми обоями и люстрой в форме тюльпана. И пыль тут вытирали, без сомнения, чаще одного раза в месяц, и на письменном столе не было ни единой отметины от ножа, и на подоконнике стояли в горшках высокий кактус и что-то пышно кудрявое. На кровати лежала заграничная коробка из-под колготок; с картинки глядела, как бы говоря «Ах!» на вдохе, золотоволосая девушка с удивительно блестящими ногами, обнажённая выше пояса, но успевшая прикрыть пёстрым веером грудь… Сквозь затянутый сеткой тёмный проём открытой форточки доносились голоса с дикого пляжа: там веселилась какая-то большая компания, то и дело заводя песню о Джеймсе Кеннеди. Задавали тон два нетрезвых голоса, несомненно знающих дело, но двигалось оно нехотя и, казалось, вот-вот заглохнет, – и вдруг, кое-как доползая до припева, все подбирались, преображались и звучали грозно и слаженно, почти как краснознамённый хор: Только в море, только в море,
Безусловно это так!
Только в море, только в море
Может счастлив быть моряк!
Затем раздавался смех: знай, мол, наших! – и после недолгого затишья снова вступали два неугомонных голоса: «Шторм на море и туман!..»
6
– Вот торопливая балда, – сказала Таня, едва не бросив на стол поднос с двумя чашками чаю, и взяла с кровати коробку. – Вы уже познакомились, да? Похожа? И приняла позу блестящей девушки, так же, немного врозь пятками, поставив ноги и закрывшись воображаемым веером, только «Ах!» вышел иронически преувеличенным, вряд ли годным для рекламы. – Ты лучше, – искренне сказал я, – но, чтобы окончательно убедиться, нужен такой же костюм. – Ой, можно подумать, не видел, – ответила она и, закинув коробку в шкаф, села рядом. Наверное, впервые за всё время наших разговоров я почувствовал неловкость, будто мы дошли до какой-то стены, и что делать дальше?.. Выручили гуляки с дикого пляжа, вновь грянувшие свой припев. Мы послушали и рассмеялись. – В детстве мне очень нравилась одна песня, – вспомнил я, – даже не то что нравилась, просто магически действовала. Как слышал её по радио, забывал обо всём, думал: вырасту, куплю пластинку и буду слушать без конца. – Купил? – спросила Таня. – Подобрал на гитаре. – А что за песня? – Может, знаешь. Там вначале оркестр играет так. Скрипки: па-а-а-а-а-а-ам… Тудум! Пам, пам, пам… – Короче, – сказала Таня и на миг прикусила губу. – А поёт довольно низкий женский голос: Время вдаль укатится, и вспомним мы когда-нибудь зимою…
– А, знаю, – кивнула Таня, – мне тоже нравится. Маринка бы на нас посмотрела, как… – Знаешь, так помогай, повторяй последнее слово. – Конечно. У меня голос как у павлина из мультика. «Спой, светик, не стыдись!..» – Спой, Танчик… – Что? Какой танчик? Я, по-твоему, сорок тонн? – Маленький, сорок килограммов. – Пятьдесят три, у меня кость тяжёлая. Ладно, только ради вас. Попробую, начинай. Я вновь спел первую строку. – «Зимо-о-о-ю», – повторила Таня. Я продолжал: Это невозможное, огромное и ласковое море…
– «О мо-о-о-ре», – подхватила Таня. – Дальше вместе на два голоса. Я вот так: Вспомним мы, как волны на песок прибрежный набегают сонно…
– А ты вот так: «Вспомним мы, как волны…» Нет, слушай, нужна гитара, без неё не уверен, что правильно показываю. – Да я, вроде, поняла, – сказала Таня, – но как это можно – набегать сонно? – И правда… – Если бы я сонно набегала на финиш, об меня бы все спотыкались. Сонно можно наползать… Или просто валяться, вот так. И откинулась на спину, разбросав руки острыми углами, как на египетском барельефе, и приоткрыв рот. Но тут же поднялась, мы ещё посмеялись, и вновь эта неловкость… Не знаю, чувствовала ли её Таня. Я чувствовал. – Вот, вспомнила, – сказала она: Ты далеко в эту звёздную ночь,
Нам телефоны не могут помочь,
Нас телеграммы уже не спасут…
– Когда слышала в детстве «уже не что-то там», – продолжала она, – в первую секунду всегда удивлялась: у какого Жени? |