
Онлайн книга «Что-то гадкое в сарае»
Сэм и Джордж начали было снова разыгрывать сцену «давайте все поглядим на Чарли с ненавистью», поэтому я поднялся. Меня, знаете ли, возможно обидеть. — Я отправляюсь домой смотреть телевидение, — чопорно объявил я. — А вот и нет, — рявкнул Джордж. — Вы отправляетесь домой переодеться в темное, мягкую обувь и оружие и через пятнадцать минут являетесь сюда с Джоком, облаченным так же. Я, конечно, по временам могу казаться несколько малодушным — если это меня устраивает, — но подобной чепухи, даже от отставных бригадиров, я никак не потерплю. В особенности от отставных бригадиров. Я развернулся к нему и обвел его медленным непокорным взором. — По меньшей мере, это займет двадцать минут, — непокорно сказал я. — Поскольку, зная, как дома обстоят дела, думаю, костюм мне придется подбирать самому. — Уж постарайтесь, — не без сострадания ответил Джордж. В конечном итоге я вернулся через двадцать восемь минут. — Хорошо, — сказал Джордж. — План таков. Поскольку эти идиотки не дадут нам залечь в засаду внутри, нам придется патрулировать дома снаружи — с сего момента до полуночи. Я буду перемещаться от От-Круа до этого дома; Джок высадит Сэма у «Ля Серженте», откуда тот доберется до поместья Св. Маглуара и оттуда, мимо Канберра-Хауса — сюда; сам Джок, ибо как Соня, так и Иоанна остаются одни и без охраны, будет работать между «Громобоем» и «Ле Шерш-фюит»; вы, Чарли, прикроете тропы между этим домом и бухтой Прекрасной Звезды. На шоссе ни один из нас выходить не будет. Вопросы есть? Вопросов не было. 15
Гладиатор, томясь по твоим щедротам, Затаил дыханье, что горше страха, И страданья, окрасив ланиты потом, Отыскали пар, кой для смерти не вспахан, Когда твой вертоград озарился, И пошел в поводу мир-битюг, И на паперть народ возвратился, Богоматерь Мук. «Долорес»
Льдом повеяло на меня от сего решения, скрывать не стану: холоднее ночей не бывает в году для милицейского патруля [191]. Полагаю, я уже довел до вашего сведения собственные взгляды на месяц май, осеняющий Британские острова. Вот и та майская ночь, в кою я мрачно пробирался к бухте Прекрасной Звезды, была холодна и черна, аки сердце школьницы, а луна — в своей последней четверти и довольно-таки лишенная настоятельной потребности служить обществу — напоминала мне лишь о серебряном талере Марии Терезии [192], который я однажды наблюдал зажатым меж ягодиц одной сомалийской дамы: по моим представлениям, дама сия была ничем не лучше, нежели следовало. Но довольно об этом. Так я и крался к бухте Прекрасной Звезды. Море хрипло сопело, будто насильник, отвыкший от своего ремесла. Так и крался я обратно, сопя уже сам, будто ополченец, не имеющий при себе ни карманной фляжки, ни коробки с бутербродами, ибо жена его с ним не разговаривает. Когда я входил в Каштановый проезд (Ля Рю де Шатэньер), приближаясь к завершению своего первого обхода, один шатэньер, иначе каштан, тихонько разделился на два шатэньера, иначе каштана, и одна его составляющая поплыла ко мне. Меня часто спрашивают, что делать, когда подобное происходит с вами, и я свой ответ всегда делил на несколько альтернатив, а именно: либо а. рыдать, либо б. бежать, либо в. падать на колени до мозга костей и молить о пощаде. Если, разумеется, вы принадлежали — как я — к нелепому Особому Подразделению Чего-то во время войны — да, той самой, 1939–1945 годов, — вам такое не пристало. Посему я проделал следующее: немо рухнул наземь и несколько раз перекатился. Совершив сие, я выдернул пистолет и приуготовился ждать. Древесная личность замерла. А много спустя — и заговорила. — Лица мне вашего не видать, — произнесла она, — зато видать огромную задницу. И примерно через три секунды ровно я всажу в нее из «люгера» пулю, если мне хорошенько не объяснят, почему не сто́ит. Я встал, уговаривая легкие вернуться на службу. — Джок, — сказал я. — Я представляю тебя к Медали за знание леса. В роли дерева ты был крайне убедителен. — Драсьте, мистер Чарли. — Что у тебя при себе, помимо этого автоматического пистолета, который я тебе неоднократно велел не носить с собой? — Есть полбутылки темного рома. — Фи, — ответил я. — Я не настолько жажду. Когда в следующий раз на обходе доберешься до «Громобоя», будь так добр отыскать и наполнить мою карманную флягу; я ж ныне отпатрулирую обратно к бухте Прекрасной Звезды и встречу тебя здесь снова, скажем, через тридцать минут. — Ну, мистер Чарли. Я б решил, что коробка с бутербродами вам тож понравится? — Ну что ж, Джок, если ты настаиваешь. Полагаю, мне все же требуется поддерживать силы. — Ну, мистер Чарли. — И он начал истаивать прочь. — Джок! — Ну? — В холодильнике должно остаться несколько объедков холодного фазана. — Они еще там; мне ж не нравится фазан, или как? — Сгодятся на бутерброды, но во что бы то ни стало помни: бутерброды с фазаном делаются из пеклеванного хлеба. — Ну. И он продолжил истаивать, как и я сам. Истаивание с Каштанового проезда в направлении бухты Прекрасной Звезды подразумевает полную утрату оного направления, залезание в грязь и промокание; не говоря уже о биении голенями о разнообразные принадлежности сельскохозяйственной машинерии, разбрасываемые повсюду джерсийцами намеренно. Когда я добрался до бухты, море по-прежнему испускало тот же сокрушенный шум: «Шштоп мне провалитьсся, — казалось, стонало оно. — Сскока жж мне ишшо муччиться сс ссим бессмыссленным шшлепаньем туда и ссюда?» — Я и сам не смог бы сформулировать это лучше, — заверил его я. И развернулся к Каштановому проезду: в отличие от моря, я мог предвкушать карманные фляги и коробки с бутербродами. То была моя ошибка — боги ревниво и пристально следят за теми, кто тешит себя подобными надеждами. Энергично продравшись сквозь живую изгородь, я узрел пред собою крупную и древоподобную форму. Я решил, что это Джок. |