Книга Весь этот мир, страница 24 – Никола Юн

Мама восстановила мне доступ в интернет, но только на время учебного дня. Она говорит, что я должна пользоваться сетью только в процессе занятий, но я уверена: это как-то связано с тем фактом, что Олли скоро начнет ходить в школу и будет возвращаться домой только после 15:00.

Я смотрю на время. Сейчас 14:30. Я решаю не менять своего мнения. Сестра Джанет могла бы по крайней мере дать мне шанс нарушить правило.

На следующий день лучше не становится.

По прошествии недели я оставляю всякую надежду завоевать ее расположение. Ее миссия ясна: наблюдать, ограничивать и контролировать.

Мы с Олли входим в новый ритм. Переписываемся по чуть-чуть в течение дня, в перерывах между моими занятиями по скайпу. В 15:00 Cестра Зло вырубает роутер, и наше общение заканчивается. Вечером, после ужина и общения с мамой, мы с Олли смотрим друг на друга в окно.

Я умоляю маму изменить правила, но она отказывается уступать. Говорит, что это ради моей же безопасности. На следующий день Сестра Зло находит очередной повод оставить мне записку:

Я смотрю на бумажку, вспоминая, что Карла говорила то же самое, перед тем как уйти. Жизнь – это дар. Я трачу ее впустую?

ГРАФИК ОЛЛИ

6:55 Стоит у окна. Пишет на стекле

7:20 Ждет, пока Кара докурит свою сигарету.

7:25 Отправляется в школу.

15:45 Возвращается домой.

15:50 Cтоит у окна. Стирает

21:05 Стоит у окна. В письменной форме задает несколько вопросов.

22:00 Пишет

ГРАФИК МЭДДИ

6:50 Ждет, пока Олли подойдет к окну.

6:55 Радуется.

7:25 Приходит в отчаяние.

8:00–15:00 Игнорирует Сестру Зло. Посещает занятия. Делает уроки. Читает. Бесконтрольно проверяет сообщения в чате.

Снова читает.

15:40 Ждет, когда вернется Олли.

15:50 Радуется.

16:00 Cнова делает уроки. Снова читает.

18:00–21:00 Ужин/общение с мамой.

21:01 Ждет, когда Олли появится у окна.

21:05 Радуется. Жестами отвечает

КОГДА У ОЛЛИ НАЧИНАЕТСЯ УЧЕБНЫЙ ГОД, наша переписка в чате становится еще более ограниченной. Он пишет по мере возможности – между уроками или иногда прямо в разгар занятий. В первые дни учебы он старается сделать так, чтобы я почувствовала, будто нахожусь там вместе с ним. Присылает фотографии своего шкафчика (№ 23), расписания занятий, школьной библиотеки и библиотекаря, который выглядит в точности таким, каким я себе его и представляла, а именно оторванным от реальности и просто чудесным. Олли присылает фотографии своих исправленных работ по математике, снимки мерных емкостей и чашек Петри с уроков биологии и химии. Я трачу первую неделю – это и впрямь кажется мне потерянным временем – на самые обычные занятия: чтение, учебу, попытки не умереть. Даю альтернативные названия книгам из его списка литературы. «Повесть о двух поцелуях». «Поцеловать пересмешника». «Когда я целовала» ^[9]. И так далее.

Мы с Сестрой Зло скрепя сердце привыкаем к заведенному распорядку: я делаю вид, что ее не существует, а она оставляет мне все более назойливые записки, чтобы напомнить о своем существовании.

Я не просто скучаю по Олли. Еще я завидую его жизни, тому его миру, который начинается за входной дверью дома.

Он говорит мне, что старшая школа – не какая-нибудь утопия, но я в этом не уверена. Как еще назвать место, которое существует исключительно для того, чтобы познакомить тебя с миром? Как назвать место, где есть друзья, учителя, библиотекари, и книжный клуб, и математический кружок, и дискуссионный клуб, и все прочие виды клубов и внеклассных занятий, и бесконечные возможности?

К третьей неделе становится сложнее поддерживать общение в этом новом виде. Мне не хватает разговоров с ним. Жестами мало что можно выразить. Мне не хватает пребывания с ним в одном помещении, его физического присутствия. Я скучаю по тому, как остро отзывалось на него мое тело. По тому, как я узнавала его все ближе. Скучаю по той Мэдди, которой я бываю только с ним.

Мы продолжаем общаться вот так, пока наконец не случается неизбежное. Я стою у окна, когда к дому подъезжает машина Олли. Я жду, пока он выйдет, чтобы помахать ему, как обычно, но первым выходит не он. Задняя дверца открывается, и появляется девушка, не Кара. Может, это подружка Кары. Но потом из машины выскакивает Кара и скрывается в доме, оставляя Олли и таинственную незнакомку наедине. Олли что-то говорит, а таинственная незнакомка смеется. Она поворачивается к нему, кладет руку ему на плечо и улыбается так, как улыбаюсь ему я.

Сначала я потрясена, я не верю своим глазам. Она прикасается к моему Олли? Внутри у меня все сжимается. Меня словно сдавила посередине гигантская рука. Мне становится неуютно в собственном теле. Я отпускаю занавеску и отхожу от окна. Чувствую себя так, словно лезу не в свое дело. Мне вспоминаются мамины слова. «Я не хочу, чтобы тебе разбили сердце». Она знала, что это случится. С самого начала было ясно, что у Олли появится кто-то еще. Кто-то, кто не болен. Кто-то, кому можно выходить из дома. Кто-то, с кем он сможет болтать, кого сможет трогать, и целовать, и все остальное.

Я душу в себе порыв снова подойти к окну и оценить конкурентку. Но какая тут конкуренция, если один из соперников не способен даже выйти на поединок. И не имеет значения, что она из себя представляет. Не важно, длинные или короткие у нее ноги. Не важно, бледная она или загорелая, черные у нее волосы или каштановые, рыжие или белокурые. Не важно, симпатичная она или нет.

Важно то, что она ощущает лучи солнца на своей коже. Вдыхает нефильтрованный воздух. Она живет в том же мире, что и Олли, а я нет. И мне это никогда не светит.