Книга Весь этот свет, страница 16 – Сара Пэйнтер

– Что? – Складка на лбу Марка стала еще глубже, и он резко постарел на десять лет. – Тебе кто-то звонил?

– Нет. Я про телефоны. Смотри, – я подняла трубку, – какая тяжелая. Я уже забыла, какие они. – Я подержала громоздкую трубку в руке, ощущая непривычные изгибы. Этот телефон был так не похож на мой. С сенсорным экраном. В кожаном чехле, открывавшемся, как книжка. Воспоминание о нем было четким и ясным.

– Где мой мобильник?

Марк выпрямил спину.

– У тебя его нет.

– У меня нет мобильника? У всех есть мобильник, – я обвела рукой палату, – даже у Квини, хоть она и бездомная.

Я точно помнила, как прослушивала на мобильном голосовое сообщение от брата-близнеца. Возникло стойкое ощущение, что Марк мне врет, и в животе у меня что-то оборвалось.

Он взял меня за руку и погладил ладонь большим пальцем, так что мне захотелось ее отдернуть.

– Ты всегда говорила, они не нужны.

– Быть не может. – Мне захотелось встряхнуть головой в подтверждение своих слов. Я отчетливо представила себе лицо Марка. Не сейчас, в прошлом. В сознании выплыл внезапный, ослепительно ясный образ.

– Ты так говорила. Ты говорила, они – пустая трата денег, продукт культуры потребления. Мы даже ссорились из-за этого. – Марк наконец выпустил мою руку.

– Не помню.

– Совершенно точно тебе говорю. Не расстраивайся. Ты могла что-то перепутать. Вспомни, что сказал врач.

– Я ничего не перепутала. – Я помолчала, потом продолжила: – Уж это я точно помню. У меня был мобильник. С сенсорным экраном.

– Он был у Парвин, – сказал Марк, – и ты говорила, это отвратительно.

Теперь я была уже не так уверена в своей правоте. Если мне не нравились сенсорные экраны, возможно, мне в самом деле вспомнился чей-то чужой телефон. Может, я играла с мобильником Парвин, и это запало мне в память.

– А кому ты собралась звонить?

Я легла и закрыла глаза, чуть дернувшись, словно от резкой головной боли, надеясь выиграть несколько секунд на размышления. Не знаю почему, но инстинкт подсказывал – надо врать.

– Тете?

От удивления я открыла глаза.

– Пат? Если дашь мне ее номер, я сам ей позвоню. Сообщу, что случилось.

– Не надо. – Я снова села, пусть и с трудом.

– Это не проблема. Если хочешь… если не помнишь, я могу посмотреть в адресной книге. Я знаю, где она у тебя лежит.

– Нет, – вновь сказала я как можно тверже. – Не надо.

Марк, судя по всему, остался этим доволен.

– Как считаешь нужным.

– Не хочу их расстраивать. Все нормально.

Он поднял руки вверх.

– Я же сказал – будь по-твоему.

Я изо всех сил старалась сосредоточиться на своих мыслях. Он ни слова не сказал о Джерейнте – это могло означать, что они незнакомы. Глядя на мужчину в костюме, который пришел меня навестить, я пыталась вспомнить. Видимо, он достаточно мне нравился, чтобы я могла рассказать ему о тете Пат, – я уже многое поняла о своем характере и была абсолютно уверена, что не любила делиться такой информацией. Он не упомянул ни маму, ни папу, а сразу перешел к тете. Я пыталась сложить пазл, но слишком много кусков потерялось, и не было коробки с картинкой.

Когда пришло время физиотерапии, оказалось, что в помощники мне выделили не бодрую дамочку с высокой прической, а раздражающе подтянутого блондина, похожего на викинга. Из тех, кто, закончив с изнурительными ежедневными упражнениями, идет играть в регби – уже для собственного удовольствия. С болью поднимаясь на ноги, преодолевая в себе желание отключиться, я ощутила, как оскорбительна его аура цветущего здоровья. Само его присутствие было плевком в лицо каждому пациенту этой палаты.

Викинга звали Симон, и вскоре я поняла, что его ангельская внешность, дружелюбная улыбка и мягкий северный акцент обманчивы. Он был садистом. Сперва я этого не заметила, поскольку была слишком обрадована возможностью стоять, не падая в обморок. Головокружение накатывало волна за волной, но я держалась. Мне было так хорошо! Хотелось вскинуть вверх кулаки, но я недостаточно устойчиво стояла, поэтому вскоре снова опустилась на кровать.

– Подъем, подъем, – скомандовал Симон. – Еще раз.

Не знаю, почему он говорил со мной как с маленьким ребенком. Приподняв бровь в самой изысканной манере, я довольно вежливо ответила:

– Нет, спасибо. На сегодня хватит.

Он рассмеялся, будто услышал шутку, и ухватил меня за руку.

– Оп-паньки!

Теперь я точно знала, что поправляюсь, хотя бы ради того, чтобы врезать ему по яйцам.

Прежде чем я осознала, что происходит, я уже плелась шаркающей походкой за викингом, держась за его руки; он тянул меня за собой, даже не пытаясь скрывать, до чего меня унижает.

Сделав несколько шагов, я почувствовала: меня вот-вот стошнит. Я хотела сказать ему об этом, но в голове стучало так сильно, что я утратила дар речи.

Должно быть, я все же потеряла сознание, потому что не помню, как вернулась в постель и как ушел викинг. Осознав, что я одна и в горизонтальном положении, я тут же уснула.

Спустя три дня в его компании я вынуждена была нехотя признать: мое состояние улучшилось. Он не заставлял меня ходить на костылях, спасибо и на том, и я плелась за ним по палате и смежному коридору, а он развлекал меня разговорами. Вот что было труднее всего – поддерживать беседу. Я казалась себе скрипучей, проржавевшей. Привычная легкость в общении и богатый словарный запас оставили меня после катастрофы, я ощущала себя выцветшей, раздетой догола. Как будто я была слишком мало защищена от окружающего мира. Это пугало.

– Что, прости? – я поняла, что викинг какое-то время говорил со мной, а теперь замолчал, по всей видимости, ожидая ответа.

– Да нет, ничего. Все хорошо, – его тон был невыносимо деликатен, и это меня добило. – Ты молодец. Сегодня мы дойдем до конца.

Я чувствовала себя сильнее и устойчивее. Мне повезло, что я могла ходить, что не пришлось учиться заново, но в то же время я не верила в свое выздоровление, и мне казалось – все эти дни я пролежала без сознания. Несмотря на мучительную боль в голове и спине, мне казалось, будто я должна чувствовать себя хуже, что я не могу двигаться по коридору с энергичностью, которая все возрастает.

– Полагаю, тебе скучно тратить на меня время, – сказала я, к своему удивлению.

– Вот и нет, – он улыбнулся мне. – Это моя работа.

– Ты не похож на физиотерапевта, – не знаю, почему я решила поддержать разговор ни о чем. Никогда их не любила. Ответ тут же пришел сам собой: мне было одиноко. Слишком много времени я проводила в постели совсем одна, слишком мало общалась с Марком, и даже в эти редкие часы меня не отпускало надоедливое чувство отчужденности. Будучи отрезанной от стольких воспоминаний, я ощущала себя в изоляции.