Онлайн книга «Богиня в бегах»
|
Полина пила шампанское, показавшееся ей небывало вкусным, и вдруг ощутила, как гул вокруг становится почти комическим, уносящим ее далеко-далеко. Там, в шумящей дали, у театрального буфета стояла девочка с бантами. Девочка тянула пальчик к пирожному-корзиночке, и женщина, стоявшая за ней, улыбаясь, протягивала буфетчице деньги. – Мама! – ахнула Полина, возвращаясь из того, другого театра, такого знакомого и похожего на этот. – С вами все в порядке? – обеспокоился Петр. – Вы побледнели. – Я… И тут на столике завибрировал телефон. Полина спешно сделала большой глоток шампанского, чтобы прийти в себя, и схватила трубку. Это была Марго, и теперь Полина готова была с ней разговаривать. Странным образом присутствие Петра делало ее смелее. – Полька! – Марго, – рассвирепела Полина, – я прошу тебя раз и навсегда: не называть меня Полькой! Я Полина! Петр поднял на нее светлые глаза, прищурился, словно пытаясь понять, о чем идет разговор. Его лицо стало напряженным. – Полина, – сдалась Марго, – дорогушечка! Прости меня, дуру! Просто я за тебя волнуюсь! Ты же знаешь, я твоя подруга со школы, я все-все с тобой делила, и вдруг ты сбежала, а мне ни полслова! Ты же болеешь, мало ли, что может случиться? Где мне тебя хотя бы искать, если что? Полина смягчилась. В голосе Марго было столько мольбы, столько искреннего переживания! Да и права она была, в конце концов! Она действительно всегда была рядом, пусть с едкими своими замечаниями и грубостью, но такой уж она человек. Она сидела с Полиной, когда та выздоравливала, она делилась с ней женскими секретами и новостями, она была желанной гостьей, окошечком в мир! Да, что-то странное произошло в тот вечер, когда Глеб увозил ее после посиделок с вином, но разве вина ее доказана? Ей не стоит пока что доверять полностью, но и отталкивать не следует. Вдруг всему есть объяснение? – Со мной все хорошо, Марго, – сказала Полина, – давай завтра встретимся у меня, и я все расскажу. Поверь, ничего особенного я не совершила. Я не сбежала из дома, не завела любовника и не собираюсь разводиться с Глебом, или что ты там еще страшного себе придумала… Приезжай завтра, я все-все расскажу, я тебе обещаю. А ты мне что-нибудь посоветуешь… Хорошо? – Полин, я приеду, – пригрозила Марго, – прилечу, примчусь, принесусь! Никогда не думала, что ты такая безбашенная авантюристка! Взяла и исчезла! – Да я… я за тряпками в город укатила, – с трудом соврала Полина. – На три дня?! – Остальное – потом! Марго некоторое время молчала, потом нехотя согласилась: – Хорошо, Полиночка, я жду тебя, как соловей лета, как письма с приветом! – Все-то ты путаешь!.. Полина сбросила вызов и удивленно увидела, как Петр с задумчивой улыбкой тянет к ней руки, словно собираясь обнять. Он явно собирался что-то ей сказать, но тут прозвенел звонок, и, судя по всему – третий, потому что люди вокруг зашумели, собираясь вернуться в зал. Поплыли рядышком, как две уточки, интеллигентные старушки, кавалер в сером галантно предложил своей даме руку, и Полина тоже заторопилась. Так Петр и не успел сказать то, что хотел, а Полина, захваченная спектаклем, не вспомнила об этом порыве. После окончания спектакля бурные аплодисменты долго не отпускали актеров, и Полина разделяла всеобщую радость: хлопала так сильно, что аж ладоням стало больно. Она обрушилась с восторгами на Петра: ей так хотелось поделиться впечатлениями, и ее в кои-то веки слушали! Она рассказывала о своем понимании классики, о том, что маркирует ее как вечное потому, что считает – что-то в людях есть такое, что никогда не изменится, как ни менялись бы времена, нравы и окружающий их мир. О том, что классик и гений литературного произведения – это тот, кто умеет отличить наносное, воспитанное моментом, от этого постоянного и не ведется на провокации бесконечно переодевающейся в разные костюмы морали. И этот талант, он метко описан Экзюпери: «зорко одно лишь сердце»… И потому есть просто интересные книги, замечательные книги, великолепные книги, а есть те, что будут прочитаны и через век, и через два все с тем же интересом, и восприняты с той же живостью, как тогда, когда автор впервые представил свое детище свету. И к ним хочется возвращаться снова и снова: в каких угодно интерпретациях, чтобы увидеть явственно свой портрет, портрет любого из тех, кого знаешь. А ведь люди так любят смотреть на себя: иначе фотография бы не имела никакого успеха. – Не все же увидят себя в гоголевских персонажах, – заметил Петр. – Есть другие люди, хорошие люди… – Да, – согласилась Полина, – но крупицы есть в каждом, как мне кажется… просто нужно искать в разных книгах. Я, например, немного Душечка. Мой муж немного Хитклифф. А вы? – Я? – Петр задумался и потом рассмеялся. – Я немного Максим де Винтер. В доме моей души все так же живет Ребекка. – Но он ненавидел ее, – тихо напомнила Полина. – Поэтому – немного… Они шли по улицам, стихшим после дневной суеты. Черные тени деревьев качались, распространяя аромат холодной листвы. Полина глубоко вдохнула приятный запах, и вдруг услышала, как недовольно и громко заурчал ее живот, возмущенный голодовкой, разбавленной лишь бокалом шампанского. Темнота скрыла румянец, которым она залилась от смущения. Только бы Петр не услышал! Петр остановился. – А давайте поедим, – предложил он, – мы стоим прямо у дверей японского ресторана. Любите роллы? – Никогда не ела. Я обычно готовила сама, ну или иногда мы заказывали пиццу – муж ее любит. А роллы – нет. – Тогда вы обязаны попробовать прямо сейчас, – твердо сказал Петр и увлек ее за руку в двери нарядного ресторана. Не успела Полина опомниться, как уже сидела за столиком и листала ошеломительно-непонятное меню: яркое и красочное. – А что мне тут есть? – беспомощно спросила она, протягивая меню Петру. – Все что угодно, – сказал он, – это очень увлекательно: выбираете методом тыка на каждой страничке блюдо, а потом удивляетесь тому, что вам принесли. Я освоил эту технику в Камбодже и ни разу не промахнулся… хотя, постойте, был случай! Мне принесли шикарные, намытые до блеска зеленые листья и больше ничего, я и давай их жевать, и тут прибегает официантка и ахает-охает. Оказывается, это была не еда, а тарелка! Они подавали еду на тарелках-листьях. Представляете: вы расставляете посуду, и вдруг гость с аппетитом принимается жевать ваши салатницы… Полина залилась смехом. Ей нравилось, как Петр спокойно и с иронией рассказывает сам о себе: Глеб бы такого себе не позволил. Он дико боялся показаться смешным. – Буду тыкать, – сообщила она. – Вот эти роллы… и вот это. И еще вот! В ресторане не было музыки: вместо нее журчала вода, заливались пением птицы, а после слышался шум дождя, бегущий по листве. В нишах стен журчали маленькие фонтанчики. Над головой висел большой бумажный фонарь, исписанный иероглифами. |