Онлайн книга «Химеры картинной галереи»
|
– Известно имя художника? Ираида Самсоновна указала пальцем в нижний угол картины: – Василий Сомов. Он специализировался на портретах зажиточных москвичей. – Известны годы его жизни? – Умер молодым в середине девятнадцатого века. Кажется, от чахотки. – Сколько лет ему было? – Надо бы уточнить в Интернете. – О самом портрете ничего не известно? – Нет. Ничего. – Кто эта девушка? И почему она в легком платье посреди заснеженного парка? – Судя по всему – дочь состоятельных родителей. Заснеженный парк – всего лишь художественный образ или аллегория. Если хочешь, обратись к специалистам, возможно, они что-то расскажут. – Было бы занятно. – Как-нибудь я этим займусь, – пообещала Ираида Самсоновна и, услышав дверной звонок, заметила: – Очень странно… Примерки на сегодня закончились. Она вышла в фойе и вскоре вернулась с Марком Фридмановичем. Ираида Самсоновна испытывала к Фридмановичу двоякое чувство. В свое время она считала, что Марк – отличная партия для Надежды. Перспективный адвокат с солидной денежной клиентурой. Связь Марка и Надежды продлилась несколько лет и закончилась тем, что он женился на дочери своего клиента. Тем не менее Фридманович продолжал вести юридические дела ателье, а также личные дела Ираиды Самсоновны и Надежды. Что касается взаимоотношений Фридмановича и Надежды, с его женитьбой они прекратились. Надежда тяжело переживала предательство Марка и долго убивала свою любовь. Лишь однажды она дала слабину, возобновив с ним отношения, о чем сразу стало известно Ираиде Самсоновне, и она категорически их осудила. Однако и на этот раз у них не было будущего, Надежда не могла смириться с тем, что Фридманович врал и ей, и своей жене. Жить во лжи было непереносимо, и она сама бросила Марка. Не обошлась без объяснений с его женой. Марина явилась в ателье, произошла некрасивая сцена, в ходе которой Надежда перехватила инициативу и обвинила Марину в том, что это она в свое время увела у нее Фридмановича. Но на чужом несчастье счастья не построишь, и теперь мадам Фридманович имеет то, что имеет. После второго разрыва у Надежды и Марка установились ровные отношения, которые считались дружескими, но по существу таковыми не были. Фридманович по-прежнему ревновал Надежду к Астраханскому, считая ее своей. Оставив Надежду и Марка наедине, Ираида Самсоновна медленно поднималась по лестнице. Фридманович знал эту ее уловку и не начинал разговора до тех пор, пока на втором этаже не хлопнула дверь. Но даже после этого он заговорил очень тихо, потому что был уверен: Ираида Самсоновна не вошла в свой кабинет, а стоит и слушает в коридоре. – Мне нужно тебе кое-что рассказать, – сказал Фридманович и добавил еще тише: – Наедине. – Можем пойти в мужскую гостиную или в мой кабинет. – Только не в мужскую гостиную. После того, что случилось, мне бы не хотелось туда идти. – Шимаханский умер здесь, в этой комнате, – пояснила Надежда. – Идем в твой кабинет, – сказал Фридманович, и в тот же момент они услышали, как на втором этаже открылась и закрылась дверь кабинета Ираиды Самсоновны. Надежда приоткрыла створку окна и закурила. Затянувшись дымом, спросила: – О чем ты хотел рассказать? – Меня вызвали к следователю, – сказал Фридманович. – Зачем? – На допросе Тищенко рассказал, что вчера вечером я заходил к ним в примерочную. – А ты заходил? – удивилась Надежда. – Мне не удалось поговорить с Шимаханским в гостиной, я просил его назначить время для встречи. – Тогда иди и расскажи все как есть. – Все как есть я могу рассказать только тебе. – Не пугай меня, Марк… Ты что-то знаешь? Он медленно кивнул головой. – Я слышал разговор Шимаханского с Тищенко. – Когда? – Когда шел к примерочной. Тебя интересует, о чем они говорили? Надежда затушила сигарету и закрыла окно. – Нет, не интересует. – Даже если это касается лично тебя? – Что за бред? – Она остановилась на полпути к своему столу. – Суть разговора сводилась к тому, что ты ничего не знаешь, и у них еще есть время. Надежда опустилась в свое кресло. – О чем я должна была знать? – Я слышал только часть разговора. – Где в это время был Воронович? – Он ждал в фойе. – С чего ты взял, что они говорили обо мне? – Шимаханский назвал твою фамилию. – Возможно, речь шла о матери? – Он сказал – Надежда Раух. Надежда взяла карандаш и, размышляя, нарисовала в ежедневнике большой знак вопроса. Потом подняла глаза: – У меня не было с Шимаханским ничего общего. Что они имели в виду? – Вопрос не ко мне. Если хочешь, задай его Тищенко. – Зачем ты мне об этом сказал? – Чтобы ты сама распорядилась этой информацией. Завтра я иду на допрос к следователю. Мне нужно знать, что говорить. Надежда закрыла глаза. Фридманович нетерпеливо потеребил ее за руку: – Опять эта твоя привычка. Только не уходи в себя. Она открыла глаза и проронила: – Ты мой адвокат, вот и скажи… – Об этом разговоре нужно молчать. У тебя не должно быть никаких привязок к убитому. – Откуда ты знаешь, что Шимаханский убит? – удивилась Надежда. – Секрет полишинеля. Иначе зачем бы нас всех допрашивали? По своему опыту скажу, что ты в числе подозреваемых номер один. Мне подключаться? – Подключайся. – Завтра утром после допроса я переговорю со следователем и затребую для ознакомления твои показания. – И все-таки… – Надежда заговорила мягко, по-дружески. – Зачем ты напросился на вчерашний прием? – Чтобы встретиться с Шимаханским. – Значит, у тебя с ним были дела? Фридманович вскинул руки, словно предъявляя: они чисты, и сам он кристально честен. – Никаких дел. Один конфиденциальный вопрос. – Вижу, что ничего мне больше не скажешь. – Есть одна информация… – Говори, – заинтерсовалась Надежда. – У Шимаханского не было в тот день примерки. Во всяком случае, мне так показалось. – Тищенко унес туда костюм, и Шимаханский сказал… – Когда я зашел в примерочную, сразу понял – им не до примерки. Шимаханский оставался в смокинге. Они встретились, чтобы поговорить. |