Книга Пасынки восьмой заповеди, страница 52 – Генри Лайон Олди

Подведя итог, его преосвященство сначала спокойно поужинали, потом провели некоторое время в молитвах и благочестивых размышлениях, и только после начали собираться в путь.

Надо сказать, что предшествующие выходу размышления епископа были не только благочестивыми, но и весьма практичными. Прихватив с собой двух монахов покрепче, Гембицкий двинулся прямиком к лагерю князя Лентовского, дабы попросить у последнего гайдуков для сопровождения. А заодно и найти проводника, который довел бы их до кладбища — блуждать в темноте наугад епископ никак не собирался.

Первым нашелся проводник, нашелся сам собой и совершенно случайно. Впрочем, он был настолько пьян, что у епископа просто язык не повернулся сказать, будто проводника «сам Бог послал».

Нетвердо державшийся на ногах пастух, шумно выпавший из дверей предпоследней в селе избы, едва не налетел на одного из монахов и остановился, пошатываясь.

— Ты местный? — строго поинтересовался епископ, брезгливо воротя нос от винного духа, которым разило от пастуха за несколько шагов.

— Не-а, — мотнул головой тот. — Из Замокрицев я. К куму в гости пришел. А тут и Божий Суд, и поминки — так мы с кумом…

— Где здесь кладбище, знаешь? — оборвал пастуха Гембицкий, поняв, что выпивоха может болтать еще долго.

— А кто ж этого не знает? — удивлению гураля не было предела. — Все знают, и живые, и мертвые! Вон там, за холмом, а потом…

— Проводишь? — снова перебил его епископ, которому эти «и живые, и мертвые» не слишком пришлись по душе.

— Ночью? На кладбище?.. — замялся выпивоха и даже начал немного трезветь.

Почувствовав его неуверенность, Гембицкий покровительственно улыбнулся.

— Уж не испугался ли ты, сын мой? Нечисти опасаешься? Видать, кладбище у вас недоброе?

— Кладбище как кладбище, — обиделся гураль. — Все как у людей. А порядочные люди ночью дома сидят и сливянку потягивают! Вона с тобой народу сколько (похоже, в глазах у пастуха троилось), и без меня доведут!

— Да ты хоть знаешь, кто перед тобой? — осведомился один из монахов.

— Кто? — тут же заинтересовался пастух. — Матерь Божья?!

— Его преосвященство епископ Гембицкий! — торжественно произнес монах. — Так что не мели языком и веди, куда приказывают!

— Ну, если и вправду его преосвященство, тогда конечно, — без особой охоты согласился гураль. — Проведу. Только зачем вам туда, ваше преосвященство? Пошли лучше, тяпнем по стаканчику во славу Господа! У кума моего…

— Это уж моя забота — зачем, — осадил пастуха епископ. — А твое дело вести и помалкивать, разговорчивый сын мой.

— Угу, — обреченно кивнул пьяница, но тут ему в голову пришла новая и, очевидно, весьма удачная на его взгляд мысль.

— Я-то, конечно, проведу, да только в глотке у меня пересохло, ваше преосвященство. Вот монастырское винцо, говорят… всем винам вино! Неплохо бы попробовать! А там — хоть на кладбище, хоть сразу на тот свет! В хорошей компании не боязно…

— Грешно увлекаться хмельным зельем, сын мой, — строго начал епископ. — Да и не собьешься ли ты с дороги? Сам понимаешь: вино глумливо, сикера буйна, и человек во хмелю скоту подобен!

— Скоту?! — искренне изумился гураль. — Да мы с кумом… ишь, скажет тоже — скоту! Не пойду я никуда! Прямо здесь спать стану!

Торг продолжался еще некоторое время, пока наконец упрямому пастуху не была выдана одна из предусмотрительно захваченных с собой бутылей — монах-возница как чувствовал, что вино им понадобится.

После чего все четверо направились к лагерю князя Лентовского.

Время близилось к полуночи, но в лагере все еще горели костры, и возле одного из них епископ различил знакомую неподвижную фигуру князя. Лентовский сидел, задумавшись, обхватив руками острые колени и завернувшись в шерстяную накидку.

— Добрый вечер, ваше преосвященство, — проговорил князь, не поднимая головы, но безошибочно определив, кто подошел к костру в столь поздний час. — Что, и вам не спится?

— Не спится, сын мой. Долг пастыря не велит мне сегодня спать. А потому явился я к тебе со смиренной просьбой — не выделишь ли двух-трех верных людей мне в сопровождение?

— Куда ж это вы собрались посреди ночи, святой отец? — удивленно приподнял бровь Лентовский. — И кто может угрожать вам, если вы просите сопровождающих? Разумеется, я не против, но…

— Да вот, решил до кладбища пройти, посмотреть, что там творится. Ежели все в порядке — помолюсь за душу покойного да обратно пойду; ну а если… сам понимаешь, сын мой. А провожатых у тебя прошу, поскольку горы эти кишат разбойниками, которые не испытывают должного почтения к смиренным слугам Божьим; однако же ваших озброенных людей, скорее всего, поостерегутся.

— Тут вы правы, ваше преосвященство, — кивнул Лентовский, вставая. — Сейчас я людей кликну. Да и сам с вами пройдусь — а то не спится что-то. Не возражаете?

— Ну разумеется, сын мой, ну разумеется! — всплеснул руками провинциал и чуть заметно улыбнулся.

«Если что не так, то придется, скорее всего, усмирять этого выскочку Райцежа, — подумалось епископу. — И тут Лентовский с его людьми окажется как нельзя кстати!»

Занятый этими мыслями, Гембицкий не заметил, как в свете костра недобро блеснули глаза старого князя.

…Время от времени пастух прямо на ходу прикладывался к полученной бутыли, восхищенно крякал, останавливался, тщательно затыкал бутыль пробкой и прятал обратно за пазуху, после чего шел дальше.

Пьяница-гураль утверждал, что ходу до кладбища не больше получаса, однако они шли уже значительно дольше, и ничего похожего на цель их путешествия пока видно не было.

— Уж не сбился ли ты с дороги, сын мой? — не выдержал наконец Гембицкий, которому начало казаться, что подлец-проводник просто-напросто морочит им голову и водит по кругу; и вообще, все они тут, в этих забытых Богом горах, еретики, язычники и разбойники, все друг с другом в сговоре, так что следовало бы…

— Ни в коем случае, святой отец! — уверенно заявил гураль. — То есть поначалу, конечно, сбился, как не сбиться на трезвую-то голову, но зато теперь уж точно знаю, куда идти. Скоро придем, вы не беспокойтесь!

— И куда же нам, по-твоему, идти? — насмешливо бросил князь, которого это ночная прогулка с плутанием по горам и пьяным проводником не то чтобы раздражала, а скорее забавляла.

— Туда, — проводник уверенно махнул рукой куда-то в темноту и, в подтверждение, двинулся в противоположном направлении.

Некоторое время все снова шли молча, пока епископ, уже не в первый раз за сегодняшнюю сумбурную ночь, не обратил внимание на раздражающее мельтешение над головой. Что-то с писком и хлопаньем носилось над ними: нетопыри — не нетопыри, тени — не тени… Его преосвященство на всякий случай перекрестился и быстро зашептал молитву, но на странных тварей это не произвело никакого впечатления. Тогда Гембицкий, чуть ускорив шаги и тут же пару раз споткнувшись, догнал шедшего впереди проводника и тронул его за плечо.