Книга Вожак, страница 74 – Александра Лисина

Эланна легко коснулась локтя Таррэна и с мягкой улыбкой заглянула ему в лицо.

— Если поторопимся, ты будешь готов провести ритуал самостоятельно.

— Я бы предпочел, чтобы ты мне помогла.

— Мм… Хочешь, чтобы я осталась? — В ее голосе отчетливо зазвучал смех.

Тирриниэль настороженно покосился на сына, краем глаза отметив, как неверяще округлил глаза Элиар, а Тир буквально закаменел. Но Таррэн только кивнул.

— Конечно. Думаю, никто не будет против?

Владыка Л’аэртэ сжал кулаки: интересно, ему показалось или сын действительно излишне любезен с владычицей Алиары? Может, он не просто так не спешил домой? Может, он поэтому был так недоволен в первые мгновения? Из постели их выдернули… как двусмысленно это прозвучало! И как же больно было услышать, что все в нем ошибались…

Тиль поискал глазами Белку, однако место по левую руку от Милле пустовало. И, вполне вероятно, уже давно.

Тем временем Таррэн с теплой улыбкой подал руку повелительнице Алиары и галантно подвел ее к отцу.

— Эланна, познакомься: владыка Темного леса, глава дома Л’аэртэ и мой отец — Тирриниэль илле Л’аэртэ. Отец, это леди Эланна алле Эрроас, наследница ллера Адорраса алле Эрроас и его единственная дочь, которая волею совета старейшин три столетия назад была названа владычицей Эоллара. Прошу тебя принять ее как равную и надеюсь, что она найдет здесь немало интересного, после чего еще не раз нас навестит.

Эланна быстро взглянула на посуровевшее лицо Тирриниэля и опустила ресницы. Уверенно взяла Таррэна под руку, а потом и вовсе прижалась плечом, одновременно опуская взор ниже, словно пряча его от пронизывающего взгляда владыки.

Тиль с тяжелым сердцем отвернулся.

— Таррэн…

— Я в порядке, отец, — небрежно отмахнулся тот. — Сейчас передохну, а потом снова уйду, чтобы закончить дела. Да и Эланна пусть немного освоится. Что-то мне подсказывает, что ей тут понравится.

— Сын, ты ни о чем не хочешь мне рассказать? — совсем нахмурился Тирриниэль.

— О многом, — неожиданно признался Таррэн. — Столько всего случилось, и я так много узнал, что просто голова кругом. Подозреваю, что не все из этого тебе понравится. Однако сейчас не время и не место. Тир, ты где? Иди сюда, я должен задать тебе пару вопросов.

Владыка Л’аэртэ, всмотревшись в изменившуюся ауру сына, нехорошо прищурился.

— Потом с ним поговоришь. И с Милле — тоже. Леди Эланна, я бы попросил вас дать нам возможность обсудить некоторые вещи наедине. Надеюсь, моя просьба не покажется вам слишком грубой?

Леди Эланна прищурилась: владыка смотрел на нее весьма неприветливо.

— Ну что вы! — У нее заметно похолодел голос. Леди наконец убрала изящную ладонь с руки Таррэна. — Я все прекрасно понимаю. Таррэн, я подожду возле портала.

Тиль, дождавшись, пока она отойдет, снова повернулся к сыну.

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Почему я должен что-то объяснять? — немедленно нахмурился и Таррэн.

— Я полагал, что наша встреча пройдет несколько иначе, но теперь вижу, что, наверное, зря тебя поторопил. Кажется, ты неплохо провел время.

— Нормально я его провел, — фыркнул Таррэн. — С пользой. В чем дело, отец? Зачем ты обидел Эланну? Это визит вежливости, а не попытка захватить наши границы. Что все это значит?

— То же самое я хотел спросить у тебя.

— Вы выдернули меня сюда, едва не разорвав на части, а теперь тебе интересно, что это значит?! — Таррэн перехватил настороженный взгляд Элиара, но, вопреки всем разумным доводам, побратим не спешил подойти и поздравить его с успехом.

Светлый эльф держался отстраненно, смотрел с подозрением и непонятным неодобрением. Даже дети выглядели недовольными и… разочарованными? Какими-то чужими, взъерошенными, неприветливыми.

Тирриниэль, угадав смутное беспокойство сына, грустно усмехнулся.

— Эланна красива, правда?

— Безусловно, — пожал плечами Таррэн. — У себя на Алиаре она считается первой красавицей. Она тебе не понравилась?

— Дело не во мне, сын мой. Полагаю, она не оставила тебя равнодушным?

— Я же не слепой.

— Жаль, — прошептал Тирриниэль, отступая и с горечью изучая недоуменное лицо сына. — Жаль, что все так сложилось и ты оказался не таким стойким, как я думал. Но еще больше жаль, что Бел тебе верила. В то время как… ладно, я все понял. — Владыка Л’аэртэ резко отвернулся. — Она ждала тебя все это время, Таррэн. Искала. Звала. Мне казалось, у нее есть на это причины, но теперь я понимаю, что ошибся.

— Отец!

— Мне жаль, сын, но ее я тебе не прощу.

Таррэн замер, ошеломленно глядя в спину быстро уходящего отца. Обернулся к Элиару, посмотрел на детей. Увидел на лице Милле отчаяние и заблестевшие в глазах слезы. Затем обратился за помощью к старшему сыну, но тот только смотрел в ответ огромными, неверящими, совершенно безумными глазами, а в мыслях у него было… У хозяина Проклятого леса вдруг вырвался тихий, полный досады возглас:

— Темная бездна! Вы о чем подумали?!

Он лихорадочно продолжил считывать чужие мысли. Заметил среди деревьев незнакомых эльфов, следы недавно ушедших перевертышей, напряженные лица каких-то смертных…

Стрегон вздрогнул, когда настойчиво ищущий взгляд остановился на нем.

— Сар’ра?!

Но тут до сознания Таррэна донеслась последняя, самая громкая мысль, которую пытался донести до него владыка Л’аэртэ. Он вмиг окаменел, замер, не веря, что дал повод в себе усомниться. Наконец пошатнулся и неслышно прошептал:

— Почему ты уходишь, отец?! Почему все вдруг так переменилось?! И по какой причине ты перестал мне верить?!

Тирриниэль, наглухо закрыв свои мысли, на мгновение обернулся.

— Тебя не было дома двенадцать лет. Полагаю, не надо пояснять, что именно за это время могло измениться?

— Сколько?!

— Двенадцать, — сухо повторил Тирриниэль. — Если для тебя это мало… Ну что ж…

Хозяин Проклятого леса опасно пошатнулся и неверяще охнул.

— Святые небеса…

— Ты прав. Хотя, боюсь, твое возвращение уже ничего не изменит.

— Двенадцать лет… Бездна… целых двенадцать! — На Таррэна вдруг стало страшно смотреть.

Стрегон никогда не видел, чтобы эльфы бледнели так стремительно и жутко. Но Таррэн не просто побледнел — он буквально побелел; исхудал за какую-то жалкую секунду — мгновенно, дико, страшно. Его глаза потухли и провалились внутрь, в горящих зрачках будто кто-то задул тлевшее там пламя — они стали черными как ночь, пустыми и такими же холодными. Губы посерели, потрескались, но Стрегон все-таки сумел понять то единственное, что они еще смогли прошептать: