Онлайн книга «Кровь пьют руками»
|
Если бы не Эми… …Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок… Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад… Мяч уже в воде, ленивая теплая волна слегка подбрасывает его вверх, солнце сверкает на мокрой резине. Девочка оглядывается… — Я… Разрешите? Интеллигентный господин Мацкевич встает, чуть шаркая, подходит к пульту, что-то говорит оператору. Тот не спорит, переключает тумблер, кивает на черный микрофон. Господин Мацкевич негромко прокашливается, опирается руками на пульт; я вижу — правая рука телевизионщика движется, чертя странный знак. — Всем! Всем! Всем! Всем, кто нас слышит! Мы — Город, мы гибнем! Правительственные войска уничтожают целые кварталы, убиты тысячи людей. То, что происходит здесь, — акт геноцида, невиданный со времен холокоста. Мы просим помощи! Мы обращаемся к Организации Объединенных Наций, к Совету Безопасности, к правительствам и парламентам, ко всем людям. Все, кто может помочь! Помогите! Помогите! Мы — Город, мы гибнем!.. Голос звучит неожиданно сильно, грозно. И приходит последняя, окончательная ясность. Да, мы Город. Мы хотели здесь жить. И вот мы гибнем, и сделать уже ничего нельзя… — Всем! Всем! Всем! Всем, кто нас слышит! Мы — Город, мы гибнем! Правительственные войска… Это уже запись. Господин Мацкевич садится на место, закрывает лицо руками. Бажанов делает знак оператору, тот щелкает тумблером — и динамик глохнет. Глас вопиющего в пустыне. Вопиющего — под вакуумными? бомбами. Эмма! Как она там? Неужели в Штатах тоже решатся на такое? Плечо Игоря рядом, и это не дает сойти с ума. — Господа! Рискнул бы предложить… Не уверен, что получится, но в наших условиях… Слова улыбчивого господина Леля повисают в воздухе. Каких еще тараканов вздумал давить этот штукарь? Но Николай Эдуардович не сдается: — Боюсь, господа, нас не услышат. А если услышат, то не те, кто сможет реально помочь. Предлагаю сделать наше обращение более, так сказать, адресным… В его руках появляется ланцет — и знакомый флакон с одеколоном. — Требуется ваша помощь, господа! Небольшая помощь. Я бы предложил, свои услуги, но у меня, к сожалению, малокровие… ..Внезапно я чувствую омерзение. Малокровный, гад! Капустняк, похоже, тоже страдал малокровием! Жаль, браунинга нет! Разобраться бы напоследок с этим болящим! — То якщо трэба… Ефрейтор вздыхает, расстегивает пуговицу на манжете гимнастерки. Кажется, тараканы произвели на него впечатление. — Не вздумайте! Нет! Черный Ворон встает, расправляет закованную во френч грудь: — Господин… Лель! Вы пользуетесь моментом… Трагическим моментом для своих безответственных, преступных… — Иероним Павлович! — Улыбка сползает с лица, в глазах Леля — холодный огонь. — Вы прекрасно знаете, что иного выхода нет. К сожалению, тот, кто мог бы нам помочь в этом городе, попросту струсил. У вас никчемный протеже, господин Молитвин! Поэтому мы должны просить тех, у кого не дрогнет рука! О чем они? Я смотрю на Игоря. Маг слушает, серые глаза смотрят на Ворона. И вдруг я понимаю. Тот, кто мог бы нам помочь… Легат Печати! — Вы прекрасно знаете, Иероним Павлович, что районы, подобные нашему, могут уцелеть лишь в одном случае. Ваша, с позволения сказать, оборона не рассчитана на прямой бомбовый и ракетный удар. Мы должны просить настоящей помощи. — Нет! Худая старческая рука дергает ворот френча. Пуговица не поддается, Молитвин вновь рвет ни в чем не повинное сукно: — Господа! Нельзя! Та реальность, в которой мы находимся… Она не выдержит! Равновесие уже нарушено! Любой толчок может превратить мир в хаос! Ему никто не отвечает. На экранах беззвучно вспыхивают черные грибы разрывов… — Господин Лель! — голос Бажанова звучит устало, но твердо. — Вы уверены, что это нам поможет? Штукарь-Калиостро улыбается — победно, радостно: — Поможет! Непременно поможет! И каждая секунда промедления… — Нет! Нет! Не слушайте его! Молитвин бросается вперед, eго шатает, рука впивается в спинку стула: — Это будет конец! Конец всему! Неужели вы не понимаете… Худая, в синих прожилках рука отпускает стул. Нелепая черная фигура медленно сползает на пол. — Ск-корее! — Игорь вскакивает, кидается к неподвижному телу. — Ему п-плохо! Разве в-вы не видите, ему… Койки не нашлось. Не нашлось матраца. Ие-ронима Павловича уложили прямо в коридоре на холодный бетонный пол. В неярком белесом свете ламп его лицо казалось высеченным из мрамора. Словно надгробие. Кто-то побежал за врачом, я расстегнула ворот старенькой застиранной рубашки. Поздно… Тоненькая ниточка пульса еще билась, веки вздрагивали, но я понимала — поздно! Игорь — тихий, непохожий на себя, — поддерживал голову старика, время от времени проводя над его лбом раскрытой ладонью. Но и Маг был уже не в силах помочь. Внедренный сотрудник Стрела не выполнила приказ. Господин Молитвин Иероним Павлович, Черный Ворон, шаман из шалмана, покидал Прекрасный Новый Мир. — К-какая жалость! Г-господи, какая жалость… Игорь опустил ладонь, пальцы резко разжались, словно стряхивая невидимые капли. Каменное лицо дрогнуло. Открылись пустые — мертвые — глаза. Дернулись белые губы: — Али… Алика… Не дайте… убить… Иначе… другой… Дьявол… — Господин Молитвин! Я наклонилась над ним. Выпрямилась. Взялась за запястье… — Где больной? Где? Кто-то в белом халате подбежал, застыл на месте. Игорь взял меня за руку. Странно, я никогда не любила этого вздорного, желчного старика. Почему же… — П-прими, Господи, душу новопреставленного раба Т-твоего… Голос Игоря заставил прийти в-себя. Вот и все, Иероним Павлович! Вот и к вам слетели проклятые пташечки с колоколенки! И вам уже не страшен Дьявол, которого вы помянули. Наверно, тяжело уходить с таким именем на устах! И снова кровь. На этот раз не на мраморном надгробии. Темно-красная лужа растекается по пульту, прямо по мигающим лампочкам. Ефрейтору делают перевязку, накладывают Жгут — неумело, грубо. Наверное, парню больно, во он почему-то улыбается. Экраны мертвы — кроме одного. И возле него собрались все — Бажанов, интеллигентный господин Мацкевич, лейтенант в штатском, остальные. |