Онлайн книга «Богадельня»
|
Восхищенные, теплые, зрячие пальцы уверенно пробежались по плечам, по груди… Ага, вот ямочка между ключицами. Выше, к левому плечу, где впадина… На правом, естественно, ничего нет. Смоченная уксусом тряпица осторожно заскользила по коже, покрытой гусиными пупырышками. Если не знать, как, ничего не получится, кроме слабого покраснения. А если знать… нажим слабый, ритмичный… если все это не чудовищная ошибка… раз-два-три-пауза-раз-пауза… если Обряд проводился на протяжении хотя бы девяти поколений… смочить заново… если… Сложный узор царапин, раздраженных уксусом и умелыми касаниями, выступил на плече. Слепец не мог их видеть, но сердце подсказывало: они там. Есть. – Ламберт! Скорее! Это ненадолго!.. – Да, учитель. Итак: корона, клейнод, намет, мантия… …Когда, осчастливленный золотым, мальчишка смылся из комнаты, Слепой Герольд долго молчал. Его не торопили. – Что скажешь? – колыхнулась темнота двойным вопросом. – Вы говорили: разумная забывчивость? – Слепец поднял густые брови. На миг показалось: там, под черной повязкой, прячутся глаза. Жесткие. Хитрые. Серо-стальные. – Я правильно услышал? Взвесил. Измерил. Сосчитал. Интересно: готов ли ты, безглазый нищий, рискнуть ради исполнения мечты своего поводыря?! Не сейчас. Сейчас соврать – подписать себе смертный приговор. После. – Ты о чем? – О родовых признаках. Здесь, на Дне… сопливый оборвыш… Птица довольно цокнула откуда-то сверху. XXX
Вит так и не разобрался: на кой ляд понадобилось его щупать?! Впрочем, «за звон» пусть хоть каждый божий день в уксусе полощут! Он теперь богатей: вкупе с площадным заработком – это ж куча деньжищ получается! В придачу стало ясно: Глазунья тут не в атаманшах. Давно подозревал. Ну как полоумной девахе, пусть трижды ясновидице, над шайкой оторвиголов верховодить?! Толстун с верзилой, что за уксус платили, – они здесь в заправилах. Мальчишка был в восторге от собственной проницательности. Отпустили его лишь к пополудни. Зато накормили от пуза. Во дворе, у лестницы, околачивался Гейнц-дружок, однако, приметив Вита в калитке, живо отвернулся. Заковылял к штабелю бочек: по нужде, дескать, тороплюсь. Башка рыжего была криво замотана тряпицей. Шагая к столу, где пили пиво Юлих с Добряком Магнусом, Вит краем глаза приметил спешащего прочь Крысака. Та еще вражина, но чтоб удирать от него, Вита… Левая рука Крысака покоилась на грязной повязке. – Кто их отделал? – Ты, – неприязненно отозвался Добряк Магнус. У Вита аж в печенках слиплось. – Я?! Кончай брехать, Магнус! По правде – кто?! – Ты! – сплюнул сквозь зубы Добряк. Припал к кружке, заливая пивом широкую грудь. На миг оторвался. – Вон, у Юлиха спроси… Юлих молча кивнул, подтверждая. – Я? Когда?! – В День Суда, придурок!.. Тебе ночью «Донное круженье» устроить хотели. Чин чинарем, шутейно. А ты вырываться стал, как бешеный… Вит честно попытался вспомнить ночные события. Снилась какая-то муть, потом во дворе столбун накатил… – У Ульриха два ребра сломано. Гейнц ухо мало не потерял, Крысак плечом мается. Щербатый Пауль теперь Беззубый! – перечислив Витовы подвиги, Магнус наконец усмехнулся. В басе громилы пробилось уважение. – Один Дублон целехонек: фартит гаденышу, как всегда! Ну ты и мясник, оказывается… Бацарь! Своих-то зачем?! – Не бил я их! – Брось врать! – снова озлился Магнус. – Ты зырь, зырь, как они от тебя шарахаются! – Зырю… – Вит понуро шмыгнул носом. – Может, мне теперь тово… повиниться? Угощение выставить? Рука сама нащупала увесистый кошель на поясе. – Дело говоришь, – разлепил губы молчун Юлих. – Ну… И опять онемел. – Подь сюда! – кликнул Вит Крысака: вражина подслушивал из-за бочки. – Да не бойся! Возьми еще кого с собой и мотайте в харчевню. Вина спросите, баранины, капусты кислой… хлебца не забудь. Вот звон: держи… Когда в сумерках вернулась совершенно измученная Матильда – ее вызвали к братьям Втыкам сразу после ухода Вита, – девку поначалу никто не заметил. Даже Юлих с Магнусом в первый момент проморгали. За столом текла ленивая, умиротворенная и не вполне трезвая беседа. Бацарь выставил «отступное», значит, верный честняк. Вина заглажена; «Донное круженье» прошло с блеском. Есть чего вспомнить! – Ойфово ты мне вломил! – восхищался Гейнц. – Волчара ты лютый! – А мне! – обижался Крысак, выставляя напоказ темно-лиловый кровоподтек под глазом. На краю лавки ухмылялся давешний скоморох, изображавший на площади «рыцаря». В гости зашел. Звать Вита в фигляры. Обещал колпак с ушами: даром. Вит уже почти согласился, но вовремя вспомнил о Глазунье – вдруг воспротивится?! – и важно пообещал подумать. Дублон, мостясь сбоку, одобрительно цыкнул. «Секи, Бацарь! Втыки на тебя крышу ладят! – шепнул на ухо, улучив момент. – Глядишь, к серьезной миске приставят. А скоморошить, гнилой звон с зырял сбивать…» Подмигнул со значением. Вит в ответ кивнул: ага. Хотя чего там «ага», и сам не понял. Короче, явление Глазуньи засек только кобель Жор: взвизгнул, попятился, норовя забиться под стол вместе с недогрызенной костью. Матильда не села – рухнула на лавку. Жадно схватила оловянный кубок с вином, осушила залпом. Замерла молча. Только губы дрожат: мелко-мелко. Синяки под глазами, волосы растрепаны, гугель набок сбился. – Матильда! Что с тобой… Возникший следом Крючок перехватил Вита. Увлек в сторонку, жарко зашептал: – Не трожь! Пророчить ее звали: по-настоящему. Эх, выпили девку до донышка!.. Ты, главное, не лезь… Словно в ответ, скрипнула калитка, пропуская во двор нового гостя. – А он… Он здесь откуда?! Неужто святой отец тоже… В полном обалдении Вит глядел, как фратер Августин, памятный мальчишке еще по Хенингской Окружной, медленно идет к столу. – Сам ты – «тоже»! К Глазунье он. Раз в месяц непременно заходит. Третий год подряд. Она ему… как дочь, в общем. «Дочь? – изумился Вит. – У монаха – дочь?..» – Вовремя вы, святой отец! – Бывший писец заспешил навстречу квестарю. – Будто учуяли… Однако фратер Августин смотрел мимо Глазуньи. А Крючком так и вовсе пренебрег. Строгий взгляд отца-квестаря был устремлен на Вита. – Ну, благословен будь… – разлепились узкие губы. – Melius est praevenire quam praeveniri! [21] Не ожидал, право слово… |