Онлайн книга «Человек-Паук. Вечная юность»
|
– А Сильвермэйн? – Его завалило, а может, он... Не знаю. Я не смог отыскать его. Поверьте, я пытался, но в огне не разглядел ничего, – он скрестил руки на груди. – А вот вас, в отличие от него, нашел легче легкого. За это время вы могли бы уже покинуть город. Ванесса протянула ему скрижаль. – Я решила отдать ее тебе. Он принял древний камень. – Я с самого начала именно это и предложил бы, но надеялся, что на вас, так сказать, снизойдет озарение. Ванесса кивнула. – Я не сомневалась в твоих словах, когда ты объяснял, как действует этот эликсир, но окончательно поняла, во что превратился Сильвермэйн, только когда он бросился в огонь. Такой судьбы я не пожелала бы никому, а мужу – тем более. Придется искать другой выход. – Жаль, что не могу пожелать вам удачи в этом, но... Сами понимаете. Ванесса понимала его. Прекрасно понимала. Однако она надеялась: когда-нибудь ей удастся доказать, что он неправ, когда-нибудь весь мир увидит мужа таким же, каким видит его она. Повернувшись к ней спиной, Человек-Паук спрятал камень обратно в серебристый футляр. Усталость и боль так притупили его бдительность, что Ванессе легко удалось незаметно отступить в тень и скрыться. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ ТО БЫЛО далеко не первое утро, проведенное Питером Паркером в борьбе с болью во всем теле. И уж точно не последнее – на этот счет он не питал никаких иллюзий. Скрижаль он передал в ЩИТ и решил, что даже знать не желает, куда они ее денут. В конце концов, Ванесса Фиск была права. Эликсир древней скрижали был слишком опасен для любого, в том числе и для тети Мэй. «Все Сильвермэйновы записи обо мне уничтожены вместе со складом. И, если он как-то ухитрился остаться в живых, то, скорее всего, даже не вспомнит о Питере Паркере». Но облегчения от мысли о нерушимости его тайны хватило ненадолго – лишь до тех пор, пока Питера вновь не охватило беспокойство за тетю Мэй. К счастью, день был свободен от лекций, и Питер вполне мог посвятить его своим прямым обязанностям – заботам о ней. «А если Анне Уотсон захочется все это время испепелять меня взглядом, пускай. Какая разница, что думают обо мне другие? Впрочем, разница, может, и есть... но я привыкну». Вот только сначала ему предстояло нанести еще один визит, и откладывать это было нельзя. Конечно, Питер был готов к неприязни со стороны профессора Блэнтона. Но стоило ему постучать по косяку распахнутой двери в его кабинет, лицо профессора сделалось таким, точно он готов броситься в окно, лишь бы убраться подальше. – Прошу прощения! Профессор, я не хотел вас напугать. Пожалуйста, уделите мне немного времени. Блэнтон кивнул. – Входите, Питер. У меня... через пять минут лекция, но... если хотите, я отменю ее. Боже милостивый, вы ведь не собираетесь оставить у меня на хранение выручку от торговли наркотиками?.. Говоря, он то и дело поглядывал через плечо Питера, словно опасаясь, что за его спиной вот-вот появится Сильвио Манфреди. От изумления Питер вытаращил глаза. – Нет! Ничего подобного! Совсем наоборот! Я хотел сказать, чтоб вы не волновались и не делали для меня никаких исключений! Мне ничего такого не нужно. То есть ничего сверх того, что вы сделали бы для любого другого студента. Блэнтон поднял бровь. – Что ж, Питер, это весьма... благородно, но – что, если... некоторые... не разделяют вашей этики? – Об этом я и хотел сказать. Ни для кого не секрет, что я фотографирую Человека-Паука. Бандиты, угрожавшие вам, пытались воспользоваться мной, чтобы добраться до него. Поверьте, сэр: я и предположить не мог, что они вздумают давить на вас. Но Человек-Паук уверяет, что все кончено. Плохих парней больше нет, и я очень-очень сожалею, что эта история коснулась вас. Блэнтон не спешил успокаиваться, но, по крайней мере, больше не выглядел так, будто готов спрятаться под стол. – И, если вы хотите провалить меня на экзаменах или снова потребуете временно отстранить меня от учебы, я пойму вас целиком и полностью. Я бесконечно благодарен за предоставленные мне возможности, но понимаю, что был ужасным студентом, и готов понести заслуженное наказание. Подняв красную ручку, Блэнтон постучал ею о стол. – Их больше нет? Вы уверены? – Абсолютно. Слово даю! Блэнтон задумался, опустил взгляд к работе, которую проверял до прихода Питера, и крест- накрест перечеркнул красными чернилами решение первой задачи. Похоже, это доставило ему удовольствие: вновь подняв взгляд, он сделался гораздо больше похожим на себя прежнего. «Минутку. Уж не моя ли это работа?» – Мистер Паркер, ваша тетя серьезно больна, а я – не какое-нибудь чудовище. Кроме этого, в дисциплинарном комитете решат, что я выжил из ума, если я вновь обращусь к ним с требованием, которое сам же только вчера отозвал. Все останется без дальнейших последствий, и предоставленная мной отсрочка – в силе. – Ура! – Но учтите: больше отсрочек не будет. – Я понимаю. Благодарю вас. С этими словами Питер тихонько покинул кабинет, но не успел пройти и половины коридора, как в кармане зажужжал телефон. Сообщение из госпиталя... Немедленно перезвонить... Зачем? Неужели... «Нет. Нет, нет, нет...» Палец, потянувшийся к строке быстрого набора, будто увяз в густой патоке. Казалось, каждая пауза между гудками тянется целую жизнь. К счастью, объясняться с дежурной медсестрой не пришлось: трубку снял сам доктор Бромвелл. – Хорошие новости, Питер! «Обетихоль» действует превосходно. Билирубин уже в норме, и завтра утром мы выведем ее из комы. Питер встряхнул головой. Уж не ослышался ли он? – То есть опасность миновала? – Э-э... да. Облегчение накрыло Питера с головой так внезапно, что он не удержался от радостного смеха. – Фантастика! Но, док, я ничего не понимаю. «Обетихоль» – это ведь то самое экспериментальное средство, верно? – Да, конечно. Твоя тетя подписала согласие на любые процедуры перед тем, как мы погрузили ее в искусственную кому. – Но нам же нечем заплатить. Не могу поверить, что в страховой компании вдруг передумали. – Нет. Лечение оплачено Ванессой Фиск. Она оставила тебе записку. Там сказано, что ты со своей стороны выполнил какой-то договор наилучшим образом, хотя результат и не оправдал ее надежд. «Марко был прав. Она – классная леди!» * * * ВАНЕССА ФИСК не слышала ничего, кроме шипения аппарата искусственного дыхания, и не видела ничего, кроме мерно вздымающейся и опадающей груди мужа. Расправив плечи, выпрямив спину, она застыла в роскошном кресле у его кровати и думала лишь об одном. Быть может, он все-таки здесь? Быть может, вопреки всем ее сомнениям, сумеет услышать ее? |