Онлайн книга «Песни Петера Сьлядека»
– Через пять минут здесь будет лично его светлость Зигфрид фон Майнц. Извольте заново обыскать корчму. Сверху донизу! Шкуру спущу! Если опять обнаружится очередной народный мститель… – Слушаюсь, господин барон! Суматошный топот ног. – Посиди с дядями, Каролинка. Мамка за тобой вернется. Встав, служанка решительно шагнула к двери. – С ума сошла, баба?! Выдать нас хочешь?! Но остановить Сквожину никто не успел. Женщина всем телом налегла на дверь, снаружи что-то упало. Створка поддалась… – Держите ее! Поздно. Сквожина уже оказалась снаружи, захлопнув тайную дверь, и теперь по новой заваливала ее хламом. Джакомо прильнул ухом к хлипкой перегородке. Все молчали. Люкерда беззвучно молилась, по-детски шевеля губами. …Голоса. Люди затаили дыхание. Ендрих, оскалясь волком, поудобнее перехватил нож для броска. – Тут кто-то есть! Корчмарь, дай факел! – Осторожней, добрые господа, пожару не наделайте! Сгорим ведь!.. – Баба! Клянусь муками святого Себастьяна, баба! А ну, иди сюда!.. – Да это прислуга моя, господин рыцарь! Дура, как есть дура… С перепугу в погреб спряталась. Выходь, выходь, зараза, добрые господа тебя не обидят. И пива нацеди, темного «чабрика», из крайней бочки! Ишь, вздумала от работы отлынивать!.. – Посвети-ка, Ронмарк. Больше никого нет? – Пусто… – Да кому здесь быть?! Разве что крысы… – Ладно. Эй, баба, лезь наверх. И ты, корчмарь, тоже… Шаги. Удаляются. Издалека, глухо – лязг засова. – Матерь Божья, благодарю… – Мамка! Хацу к мамке!.. – Иди сюда, Каролинка. Не плачь. Вот, возьми цацку. – А ведь эта женщина нас спасла. Если бы не она – стали бы шарить, искать… – Зигфрид! Слышали: сам маркграф приехал! Знать бы, что там сейчас… Люди смотрели на доску, словно ожидали: окно вот-вот распахнется. Но игра оставалась безгласна. Привязанный к седлу, за всадником волочился по земле растерзанный труп. Сквожина молча смотрела, как подпрыгивает на ухабах тело ее старшего брата Станека. В бороду набилась земля, правое плечо надрублено, глаза, удивительно ясные на залитом кровью лице, бессмысленно глядят в небо. Этого человека она ненавидела больше всего на свете. Ночами молилась о лихой смерти Станека, выгнавшего из дома родную сестру. Вот, услышал Господь. «С приданым тебя, девка! – шепнул внутри чей-то голос, очень похожий на бас корчмаря Яся. – Дождалась… Эти уедут, на кой ляд мы им сдались, а тебе, чет-нечет, и хата останется, если не пожгли, и пашня под Замлынской Гуркой, и скотина, и платьишко какое-никакое! Любка со Станеком невенчанная жила, значит, не жена она ему… Кинешь сухую кость, пущай радуется, стервь!..» Голос был прав. – Что за падаль тащишь, Гернот? Один из телохранителей маркграфа выступил вперед. – С топором, гад, кинулся! – весело крикнул всадник, останавливаясь. – Дьерек его бабу на сундуке разложил, так он за топор, падлюка… – Рыцарь! – расхохотался телохранитель, блестя зубами. – Драконоборец! И пнул мертвое тело сапогом. Сквожина безучастно смотрела, как глумятся над покойником. Ночами снилось: в глаза наплюю! Спляшу на могиле! Вот, довелось, спасибо доброму Боженьке… Довелось. Отойдя к коновязи, она взяла забытые там вилы. Подержала в руках, примериваясь. И, грузно шагнув вперед, изо всех сил ударила всадника в бок. – С-сука! Всадник, оторопев от внезапной дерзости бабы, все-таки изловчился: развернул коня, отмахнулся длинным палашом. Тяжелый клинок угодил по держаку вил, сбивая вниз и в сторону; охнул телохранитель, которому острые зубья вспахали голень. – Ну, тварь! Ну!.. – Прекратить! Маркграф Зигфрид, выйдя из корчмы, внимательно глядел на творившееся безобразие. Взгляд майнцского властителя был приветлив и радушен. Особенно теплым он становился, касаясь Сквожины. Любящим, можно сказать. Женщина ощутила, как тело под лаской стоячих глаз Зигфрида становится мартовским сугробом: рыхлым, ноздреватым. Черная корка, под которой гниль и вода. Но вил не выпустила. Так и стояла у тела ненавистного брата: молча, держа смешные вилы на изготовку. Боясь охать, хромал в сторонку раненый телохранитель. Струйка крови пятнала его следы. – Когда собака кусает, карать следует хозяина, – назидательно сказал маркграф. Казалось, кроме него и Сквожины, на всей земле больше не осталось людей. – Ты ошиблась, мстительница. Вот вилы. Вот я, хозяин. Карай! – Стой! Стой, дура! Господин мой, она безумная! Она… Не слушая корчмарских воплей, закусив губу и став похожей на бугая Хлеся, когда тот видел красное, Сквожина ударила. Ясные глаза мертвого брата Станека, подлеца из подлецов, смотрели ей в спину. Жаркие глаза маркграфа Зигфрида, человека, чьи солдаты оказали Сквожине вожделенную услугу, смотрели в лицо. Она разрывалась между этими двумя взглядами. Благослови тебя небеса, добрый господин! Чтоб ты сдох, Станек! Впрочем, ты и так сдох… Что я делаю? Зачем я это делаю?! …делаю. Она успела замахнуться в третий раз, когда лезвие долхмессера – плоского кинжала с ножевой, односторонней заточкой – вспыхнуло под подбородком. – Нападающий не бывает мужчиной или женщиной, – назидательно сказал Зигфрид фон Майнц, вытирая клинок о юбку убитой. На грубой холстине, крашенной луковой шелухой и отваром чистоплюйки, пятна крови смотрелись обыденно. – Нападающий не бывает ровней или неровней. Он бывает лишь врагом или мертвецом. Это главное. Все остальное – лицемерие. Готовьтесь, через час выступаем к Особлоге. – И добавил, жмурясь: – Корчму не жечь. Здесь мне доставили удовольствие. Позже, когда за ушедшими майнцами осела пыль, корчмарь Ясь выпустил всех из тайника. Маленькая Каролинка не плакала. Села возле тела матери, баюкая в руке фигурку «Тройного Норнсколля». Напевала: «Ой, клевер, пять листочков». Закончив петь, поставила фигурку рядом с покойной. Невостребованная, бессмысленная пешка. Резной солдатик. – Что здесь случилось? – дрожащим голосом спросил Марцин Облаз. Ответ он получил не сразу. * * * Котенок, пригревшись на коленях бродяги, смешно извернулся во сне. Обхватил лапами мордочку, заурчал громче. Петер машинально погладил его. Прикосновение к мягкой шерстке было приятным и каким-то ненастоящим. – Я же не знал, – сказал Петер. – Я же… |