Книга Гроза в Безначалье, страница 64 – Генри Лайон Олди

— Может, ты и прав, — даже еле слышный шепот женщины, казалось, пах сандалом. — Ты всегда прав, милый… Однако сейчас уже поздно сожалеть — к чему отравлять себе редкие минуты счастья?! Судьба и без того не балует нас своими щедротами… Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Хорошо?

— Хорошо, — покорно согласился мужчина, убирая руку с бедра подруги.

Но вместо разговора о чем-то другом они просто замолчали, глядя в украшенный самоцветной мозаикой потолок и с каждой минутой отдаляясь друг от друга. Даже улыбка Цветочного Лучника становилась все холодней, пока не превратилась в вымученную гримасу. Понимал владыка сердец, испепеленный Трехглазым Шивой за дерзкую попытку искушения: не этим двоим говорить о другом.

— Вичитра на учениях? — осведомился наконец мужчина равнодушным тоном. — У дядек спрашивала?

— Да. Только о подвигах и мечтает, дурашка! То лук, то колесница…

— Ничего, пусть привыкает! Я в его годы…

Мужчина осекся и умолк.

— А Читра до сих пор на охоте пропадает? — поинтересовался он чуть погодя.

— Завтра должен вернуться, — голос женщины был совсем сонным.

— Баловство все это, — осуждающе проворчал мужчина. — Парню скоро на трон садиться, через неделю помазание, а он по лесам оленей гоняет!

Ответа не последовало, и, скосив глаза, мужчина обнаружил, что женщина уже спит. Наверное, следовало бы дать и себе отдохнуть, но сон бежал его. Мысли роились в голове, надоедливыми мухами бились изнутри в слюдяную пелену дремы, и из памяти, одна за другой, медленно всплывали картины прошлого…

Забывать — удача, доступная не всем.

* * *

Счастью раджи Шантану не было предела. Он радовался, как юноша, и, казалось, даже помолодел на добрый десяток лет. Когда ты смотрел на отца в такие минуты, то чувствовал, что поступил правильно, найдя единственно верный выход из сложившейся ситуации. И тихо радовался.

Сатьявати, промолчав всю дорогу от поселка до Города Слона, во дворце неожиданно оживилась, благосклонно принимала знаки внимания со стороны раджи и сама предложила не тянуть со свадьбой. Если молодая женщина и притворялась, то весьма умело. Венчание владыки Хастинапура, куда съехалась вся знать Двуречья, прошло шумно и торжественно, богатые подарки достались не только брахманам-свадьбообрядцам, но и всяким ушлым личностям, которые просто вертелись рядом, преступников и казнокрадов амнистировали, а для народа было выставлено бесплатное угощение.

Народ гулял, набивая утробу дармовщинкой, честно славил мудрого и щедрого Шантану, храня подозрительное молчание относительно законной супруги раджи. А если кто спьяну и вспоминал о ней, то вместо восторгов все больше звучали оскорбительные выпады! Царицу вполголоса величали грязной шудрой, рыбьим выкормышем (и откуда прознали?!), а то и вовсе Чернавкой, сведя воедино правду с поклепами!

Да что народ! Многие из свадебных гостей косо поглядывали на темнокожую царицу и как бы невзначай интересовались ее варной и происхождением.

— Сатьявати — дочь небесной апсары. И на ней благодать святого подвижника Парашары-Спасителя, — с уверенностью ответил ты, когда кто-то обратился с этим вопросом к тебе. Ответил громко и внятно, так, чтоб аукнулось даже за дальними столами, — после чего обвел тяжелым взглядом присутствующих.

Дескать, все ли поняли?

Гости поняли Грозного. Или сделали вид, что поняли. Или-лили… По крайней мере вопросов больше не было. Но косые взгляды остались, и с этим ты ничего не мог поделать. Зверь внутри раздраженно рычал, с вожделением поглядывая на сидевшую рядом с отцом Сатьявати, и приходилось гасить его недовольство, опрокидывая в себя одну чашу крепкой гауды за другой.

Помогало плохо.

А когда отшумели многодневные празднества, иссякли медвяные реки, все подарки были розданы, все здравицы произнесены, а гости разъехались, страдая похмельем, — тогда Шантану-Миротворец вспомнил о сыне, которому был обязан своим счастьем. О сыне, который ради него согласился остаться бездетным до конца дней и отрекся от престола! Разумеется, раджа помнил об этом с самого начала, но суета мешала сосредоточиться: днем — обряды, празднества и поздравления, ночью — жаркие объятия молодой супруги.

Впрочем, рано или поздно Миротворец всегда платил долги. С лихвой.

— Я, царь Шантану из рода Бхараты-Благородного, призываю в свидетели людей и богов: если есть у меня в этой жизни хоть какие-нибудь духовные заслуги…

Жаркое марево овеществленного тапаса сгустилось вокруг раджи, покрыв его радужным коконом, и ты в ужасе понял: не успеть! Советы, уговоры, просьбы — поздно! Теперь все произойдет так, как скажет Шантану, если только хватит на то отцовского Жара!

— …То пусть силою этих заслуг Грозный, мой сын от Ганги матери рек, получит в дар от меня право…

— Не надо, отец!!!

— …право выбрать день и час своей смерти по собственному желанию! Да будет так!

Жар хлынул в твою сторону, ударил пенной волной, опалил — и откатился, оставив гулкую пустоту в душе и дикую головную боль. Тело вздрогнуло, не сразу привыкнув к новым ощущениям, и засмеялся Шантану, глядя попеременно на сына и обретенную жену. Слабое, едва уловимое свечение еще с полминуты озаряло царя, но вскоре померкло и оно.

Раджа даже не предполагал, что через много лет его дар сослужит тебе далеко не лучшую службу.

Не знал этого и ты.

Зато ученик Рамы-с-Топором хорошо знал другое: отец, стремясь отблагодарить сына, безрассудно истратил почти весь свой Жар. После такого люди долго не живут.

Помешать радже распорядиться плодом духовных заслуг было выше твоих сил. С судьбой глупо спорить, глупо винить ее, еще глупее скорбеть о случившемся! Тем не менее чувство вины, ощущение, что ты подло украл часть жизни отца, прочно поселилось в душе.

Ты мог лишь жить дальше и каждый день радоваться, что видишь отца живым.

День. Месяц. Год. Пять…

Шантану прожил еще семь лет.

В эти оставшиеся ему годы он почти забросил государственные дела, посвятив себя усердному выполнению супружеского долга и поискам новых развлечений для молодой жены. Празднества, пиры, состязания вандинов [54] и акробатов, пышные поездки к соседям — Сатьявати принимала роскошь как должное и, казалось, была вполне довольна своей участью.

Через год после свадьбы она родила мужу первенца, которому дали имя Читра — Блестящий, через два года после этого у Сатьявати снова родился мальчик, немедленно названый Вичитрой — Дважды Блестящим. Что ж, такие имена вполне подходили наследникам блистательной Лунной династии. А каждый уж волен был удлинять их по своему усмотрению, добавляя разные красивые эпитеты и превращая просто Блестящих в Блестящих Воителей или Блестящих Небожителей.