
Онлайн книга «Украшение китайской бабушки»
— Извини, Надюша, — проговорила она, не поворачиваясь. — Я тебя не встречаю, тут в кои-то веки хороший фильм по телевизору показывают, «Сердце на ладони»… Сейчас таких уже не снимают! Сейчас везде только боевики или эта… упорнография. А тут хороший фильм, такой жизненный, и актеры замечательные… Так что ты сама себе чаю налей! Можешь и мне заодно. Ты ведь знаешь, где у меня что. — Знаю, знаю, тетя Тома, ты не беспокойся! — Надежда достала из серванта две чашки — теткину, с большим красным петухом, которую подарили Тамаре Васильевне сослуживцы в день выхода на пенсию, и свою любимую, с рыжим котом, удивительно похожим на Надеждиного кота Бейсика. Там же, в серванте, нашлась вазочка с конфетами. Только сервировав чай, Надежда повернулась к тетке и при этом случайно взглянула на экран телевизора. На экране было купе поезда дальнего следования. В кадре молодой парень с нахально оттопыренными розовыми ушами развлекал попутчиков историями из своей жизни. Лицо этого парня показалось Надежде удивительно знакомым, но по-настоящему насторожилась она, когда лопоухий болтун перешел к очередной байке. — А то еще был у нас один случай… — проговорил лопоухий, оглядев попутчиков. — Проходил я после пятого курса практику на корабле… то есть, извиняюсь, на коробке. Моряки, они ведь корабли исключительно коробками называют. Небольшая такая коробка, хотя и военная — малый корабль радиоразведки. У нас и вооружения-то почти никакого не было, одни антенны… Вообще-то, извиняюсь, это я лишнее говорю, я ведь подписку о неразглашении давал… Тут камера показала лицо молодой попутчицы. Девушка смотрела на рассказчика нежным взглядом и слушала внимательно, слегка приоткрыв рот. «Что это такое? — недоуменно подумала Надежда. — Я же это только что слышала… Да нет, этого просто не может быть! Французы называют такое „дежавю“. Я что — схожу с ума? Нет, ерунда! Наверное, просто случайно совпали детали…» А лопоухий балагур подмигнул девушке и продолжал: — Значит, плывем мы по Черному морю, несем, как говорится, службу, прослушиваем эфир на предмет возможного радиоперехвата, и вдруг вахтенный матрос докладывает на мостик — справа по курсу неизвестный предмет! А я тогда на вахте стоял, помощником вахтенного офицера, в порядке, как говорится, обучения в условиях, максимально приближенных к боевым… «Да как же так? — растерялась Надежда. — Слово в слово то, что рассказывал приятель Нининого мужа, Константин! Даже в тех же самых выражениях… Да и лицо… это же его лицо! Точно, только здесь он лет на двадцать пять моложе!» Лопоухий продолжал: — Смотрю это я, а справа от нашего корабля в море какая-то большая дура, извиняюсь за выражение, болтается… Круглая железная штуковина, утыканная рожками, наподобие морского ежа. Знаете, какие они колючие! А вахтенный офицер у нас в возрасте был, хотя и в небольшом чине — как сейчас помню, капитан-лейтенант Серый, Антон Иванович. Так вот он, как эту дуру железную в море увидел, прямо позеленел, несмотря на свою фамилию, фуражку снял и платком пот с лысины вытирает. Это же, говорит, мина! «Точно, слово в слово! Даже фамилия вахтенного офицера та же самая!» — подумала Надежда, но на этот раз факт не показался ей таким поразительным. Бывают же мужчины, которые всю жизнь рассказывают одну и ту же байку. В конце концов, может, с ним и правда что-то подобное случилось, и с тех пор он рассказывает всем встречным эту историю. Тогда неудивительно, что Георгий так на него разозлился — он-то, может, уже в тысячный раз ее выслушивает! Хотя нет, эту байку наверняка придумал сценарист… — Тетя Тамара, — проговорила Надежда заинтересованно, — что это за фильм? — Я же тебе говорила, — отмахнулась тетка, — советский фильм «Сердце на ладони»… название такое хорошее, трогательное… А что — тебя тоже зацепило? Я же не сомневалась — настоящее искусство всегда найдет путь к сердцам зрителей! — Тетя Тома! — снова окликнула Надежда тетку. — А этот артист, ну, тот, который сейчас в кадре — он кто? — То есть что значит — кто? Бывший студент, а сейчас едет на Дальний Восток строить электростанцию… Но он вообще-то не главный, второстепенный персонаж… — бросила тетка, не отрываясь от экрана. — Нет, это он по фильму бывший студент, а я спрашиваю, что это за артист?! Или ты не знаешь? — Почему не знаю? — обиделась Тамара Васильевна. — Я в этом фильме всех артистов знаю! Всех до одного! Конкретно этого студента играл Владимир Рукавицын. Хороший артист, но в основном исполнял роли второго плана. — Владимир? — переспросила Надежда. — Ты ничего не путаешь, тетя Тамара? Не Константин? — Да с чего бы мне путать! — Тамара Васильевна обиделась пуще прежнего. — У меня, Надя, склероза пока что нет! А тем более альцгеймера! Я, если хочешь знать, до сих пор всю таблицу Брадиса наизусть помню! — При чем здесь таблица Брадиса? — При том, что память у меня хорошая! Хочешь — проверь! — Да зачем мне вас проверять? — Не веришь, да? — Да верю я, верю! — отмахнулась Надежда. — Нет, ты проверь! — настаивала Тамара Васильевна. — Вот, например, синус двадцати девяти градусов — сорок восемь сотых, это если с точностью до второго знака… — Да не волнуйся, тетя Томочка, лучше вон чаю выпей! Тут как раз по телевизору пошли кадры рекламы. Тамара Васильевна развернула конфету, поднесла к губам чашку с петухом, но на лице ее все еще было обиженное выражение. После третьей чашки фильм кончился, и по экрану поползли финальные титры. — Ну, вот видишь? — Тамара Васильевна показала на экран. — В роли студента Новосильцева — Владимир Рукавицын! А ты мне не верила! — Да верила я, верила! — с досадой ответила Надежда. Тетка покосилась на племянницу и поджала губы. Возвращаясь от тетки, Надежда думала о том, что сегодня узнала. Старый друг рассказал байку из фильма, в котором снимался больше двадцати лет назад, но самое главное — назвался чужим именем. Тут Надежда вспомнила, что липовый Константин и фамилию свою назвал — Чайкин… Еще и пошутил, что фамилия у него морская, поэтому и на корабль попал. То есть на коробку. Почему или, точнее, зачем он так поступил? Зачем ему понадобилось выдавать себя за другого человека? «Меня это совершенно не касается, — строго одернула себя Надежда. — Что у меня, своих собственных дел нет? У меня, между прочим, обед не готов и кот дома голодный… И вообще Саша будет недоволен, если я снова влезу в какое-то расследование». Муж Надежды Сан Саныч жену свою очень любил, но одну ее черту не одобрял, а именно — патологическую страсть к всевозможным расследованиям, к разгадыванию криминальных загадок. Он неоднократно говорил Надежде, что забрал ее с работы не для того, чтобы она распутывала криминальные головоломки, а для того, чтобы больше занималась собой и домом, чтобы, когда он приходит с работы, его встречала довольная жизнью, ухоженная и отдохнувшая жена и вкусный ужин. |