Книга Защитник. Рука закона, страница 104 – Ларри Нивен

— Ага, так ты тоже слышал об этом? Да, не похоже. Хотя… — Я раздумывал над этой проблемой с того самого времени, как увидел установку. — Может быть, она должна увеличивать скорость синтеза? — предположил я. — Это бы повысило эффективность термоядерного двигателя.

— Чушь. У них уже девяносто процентов эффективности, а эта штука выглядит тяжеленной. — Протянув руку, он осторожно коснулся изогнутого серебряного треугольника длинными тонкими пальцами. — Н-да… Ладно, будем разбираться.

— Желаю удачи. А я возвращаюсь в квартиру Синклера.

— Почему? Все интересное будет происходить здесь.

Он достаточно часто слышал о моей мечте принять участие в колонизации других звезд. И хорошо представлял, насколько серьезно я отношусь к созданию нового двигателя для межзвездных транспортных кораблей.

— Дело обстоит так, — пояснил я. — Мы заполучили генератор, но ничего о нем не знаем. Мы можем его сломать. Я намерен найти человека, который хоть что-нибудь знает о генераторе Синклера.

— То есть?

— Того, кто пытался его украсть. Убийцу Синклера.

— Ну, раз ты так говоришь…

Но его лицо выражало сомнение. Он слишком хорошо меня знал.

— Я так понимаю, что назревает охота за матерями, — сказал он.

— Да ну?

Он усмехнулся:

— Просто слух пошел. Вам, ребята, везет. Когда мой папаша поступил на службу, АРМ в основном и занималась охотой на матерей. Органлеггеры тогда еще не были по-настоящему организованы, а Законы о деторождении были новинкой. Если бы мы их не навязали силой, эти законы вообще бы не соблюдались никем.

— Разумеется. И люди швыряли в твоего отца камнями. Бера, эти времена ушли.

— Они могут вернуться. Иметь детей — основной инстинкт.

— Бера, я вступил в АРМ не для того, чтобы ловить незаконных родителей.

Я помахал ему рукой и ушел, прежде чем он смог ответить. Я вполне мог обойтись и без напоминаний о моем долге со стороны Беры, который сам покончил с охотой на матерей.

Опускаясь утром на крышу Родеволд-билдинг, я неплохо рассмотрел здание. Сейчас из такси вид открывался не хуже. Но теперь я выискивал возможные пути бегства.

На этажах, занимаемых Синклером, балконов не имелось, а окна были сделаны вровень со стеной. К ним не подобралась бы и бродячая кошка. К тому же создавалось впечатление, что окна вообще не открываются.

Пока такси снижалось к крыше, я попытался найти камеры, о которых упоминал Ордас, но не смог. Может быть, они скрывались в кронах вязов.

Зачем я вообще беспокоился? Я вступил в АРМ не для того, чтобы разыскивать незаконных матерей, новые установки или обычных убийц. Я хотел оплатить свою руку. Моя новая рука попала в Мировой банк органов из захваченных органлеггерских запасов. Какой-то честный гражданин погиб не по своей воле где-нибудь на движущемся тротуаре города, и его рука стала теперь частью меня.

Я вступил в АРМ, чтобы преследовать органлеггеров.

АРМ не занимается убийствами как таковыми. Прибор — уже не моя забота. Расследование убийства не избавит меня от охоты за матерями. А девушку я никогда до того не встречал. Я ничего о ней не знаю, за исключением того обстоятельства, что она оказалась именно там, где должен был находиться убийца.

Только ли в ее красоте дело?

Бедная Дженис. Когда она пробудится… Целый месяц я просыпался с тем же ощущением шока, вспоминая об исчезновении правой руки.

Такси село. Внизу ждал Вальпредо.

Я размышлял. Летают не только машины. Но любому, кто рискнет подняться над городом на ненадежном пропеллерном флаере, то есть там, откуда можно упасть на пешехода, обвинение в убийстве не грозит. Он сразу угодит в банк органов, невзирая ни на что. И любая летающая штуковина оставила бы следы не только на посадочной площадке. Она бы сломала розовый куст, дерево бонсай или зацепилась за вяз.

Такси с шелестом поднялось. Вальпредо усмехался.

— Наш мыслитель. Что это у вас на уме?

— Я подумал: не мог ли убийца спуститься на крышу ангара?

Он обернулся, оценивая ситуацию.

— На краю крыши смонтированы две камеры. Если у него был достаточно легкий экипаж, то, конечно, он мог бы там опуститься, и камеры его бы не заметили. Однако крыша ангара не выдержала бы вес установки. Так или иначе, никто этого не делал.

— Откуда вы знаете?

— Сейчас покажу. Кстати, мы проверили систему камер и убедились, что их никто не трогал.

— И никто прошлой ночью не спускался на крышу, кроме девушки?

— Даже до семи утра никто тут не приземлялся. Вот, поглядите.

Мы дошли до бетонных ступеней, ведущих в комнаты Синклера. Вальпредо указал на блик света на косом потолке.

— Это единственный путь вниз. Камера снимет любого, кто войдет или выйдет. Лица она может и не запечатлеть, но покажет, что кто-то проходил. Она снимает шестьдесят кадров в минуту.

Я спустился. Полицейский пропустил меня.

Ордас говорил по телефону. С экрана смотрел молодой человек; потрясение на его лице легко различалось даже несмотря на темный загар. Ордас сделал жест, призвав меня к молчанию, и продолжил разговор:

— Так вы прибудете сюда через пятнадцать минут? Это нам очень поможет. Пожалуйста, опускайтесь на крышу. Над лифтом мы еще работаем. — Он положил трубку и обратился ко мне: — Это был Эндрю Портер, возлюбленный Дженис Синклер. Он рассказал нам, что они с Дженис провели вечер на приеме. Около часа ночи она завезла его домой.

— А потом прибыла прямо сюда, если только это она лежит в автовраче.

— Думаю, так оно и есть. По словам мистера Портера, она носила голубую раскраску кожи. — Ордас нахмурился. — Надо признать, он вел себя крайне убедительно. Думаю, он в самом деле не ожидал каких-либо неприятностей. Он был удивлен, что на звонок ответил незнакомец, был потрясен, узнав о смерти доктора Синклера, а оттого, что Дженис пострадала, пришел в ужас.

После того как вынесли мумию и генератор, место убийства превратилось в пустой круг засохшей травы, на котором виднелись желтые метки от реактивов и меловой контур.

— Нам немного повезло, — продолжал Ордас. — Сегодня четвертое июня две тысячи сто двадцать четвертого года. У доктора Синклера имелись часы с календарем. Они показывают семнадцатое января две тысячи сто двадцать пятого года. Выключив машину без десяти десять, как мы и сделали, и приняв, что часы отсчитывали час за каждые семь секунд снаружи поля, получим, что поле включилось около часа ночи. Конечно, это не абсолютно точно.

— Значит, если это сделала не девушка, то она едва разминулась с убийцей.

— Именно так.

— А как насчет лифта? В нем не могли что-нибудь переделать?