Онлайн книга «Защитник. Рука закона»
Картина, представшая в моих мыслях, заставила меня поморщиться. Левитикус Хэйл, покрытый инеем, насаженный задом на палку, и гигантский язык… — На деревянной палочке. Улыбка Гарнера перепугала бы младенца. Улыбаясь, он превращался почти в произведение искусства, в древность ста восьмидесяти с лишним лет, что-то вроде иллюстрации к Лавкрафту авторства Ханнеса Бока. — Вот как давно это было. Людей начали замораживать только в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века, но мы до сих пор делаем леденцы на палочках. Зачем это слово снова понадобилось? — Кто его использует? Репортеры? Я мало гляжу в ящик. — Репортеры, да, и адвокаты… А как у тебя идут дела с гражданскими комитетами против второго законопроекта о замораживании? Я даже не сразу врубился. Программа еще идет, а из некоторых частей мира — из Африки, с Ближнего Востока — данные приходят медленно… Вроде бы все они честные граждане. — Ничего, попробовать стоило. Надо ведь и с другой стороны рассмотреть это дело. Если органлеггеры пытаются блокировать второй законопроект о замораживании, они очень даже могут попробовать обезвредить или убить любого, кто этот закон поддерживает. Усекаешь? — Вроде бы. — Значит, мы должны знать, кого следует защищать. Но только в деловом смысле, разумеется. АРМ в политику не ввязывается. Гарнер потянулся в сторону и набрал одной рукой что-то на клавиатуре компьютера. Его объемистое парящее кресло не могло подвинуться ближе. Из щели выползло два фута распечатки. Он передал ее мне. — В основном законники, — сказал он. — Несколько социологов и профессоров-гуманитариев. Религиозные лидеры, защищающие свои собственные варианты бессмертия. Религия, кстати, участвует в обеих сторонах конфликта. Вот люди, публично поддерживающие второй закон о замораживании. Подозреваю, это они и стали снова употреблять слово «мерзлявчик». — Спасибо. — А ловкое словцо, не правда ли? Шуточка. Скажешь «холодный сон», и кто-нибудь воспримет это всерьез. Кто-нибудь усомнится, а вправду ли они мертвы. А это ведь главный вопрос, не так ли? Органлеггеры желают заполучить тех мерзлявчиков, которые были самыми здоровыми, тех, которые имели лучшие шансы на воскрешение в один прекрасный день. Они хотят оживлять этих людей по кусочкам. По мне, это мерзко. — По мне, тоже. — Я глянул на список. — Полагаю, вы еще никого из этих людей не предупреждали? — Ты что, идиот? Они тут же ринутся к репортерам и объявят, что их противники — органлеггеры. Я кивнул: — Спасибо за помощь. Если из этого что-нибудь выйдет… — Сядь-ка лучше. Просмотри фамилии, не заметишь ли чего. Большинство этих людей были мне, разумеется, неизвестны, даже те, кто жил в Америке. В списке присутствовали несколько выдающихся адвокатов и по крайней мере один федеральный судья, был физик Рэймонд Синклер, несколько агентств новостей и… — «Кларк и Нэш»? Рекламная фирма? — Немалое число рекламных фирм из целого ряда стран. Большинство людей в этом списке, вероятно, достаточно искренни в своих убеждениях и готовы обсуждать их с каждым. Но массовый охват должен иметь свой источник. Вот из этих фирм он и исходит. Слово «мерзлявчик» просто обязано быть рекламным трюком. И широкая известность наследников: к этому они тоже могли приложить руку. Знаешь о наследниках мерзлявчиков? — Не очень много. — Эн-би-эй отследила наследников наиболее богатых членов второй группы, то есть тех, кто попал в морозильные склепы по причинам, не снижающим их ценности как… как сырья. Гарнер как будто выплюнул это слово. Оно входило в жаргон органлеггеров. — Все нищие, разумеется, угодили в банки органов еще по первому закону о замораживании, так что вторая группа может похвалиться значительным состоянием. Эн-би-эй откопала наследников, которые никогда бы не объявились сами. Полагаю, почти все они будут голосовать за второй законопроект о замораживании… — Ага. — Публичную известность приобрела только верхняя дюжина. Но это все равно сильный аргумент. Одно дело, если мерзлявчики пребывают в холодном сне. Но если они мертвы, то выходит, что людям не дают права вступить в законное наследование. — Кто же платит за рекламу? — задал я очевидный вопрос. — Вот-вот, и мы об этом призадумались. Фирмы не сообщают. Поэтому мы копнули глубже. — И? — И там тоже не знают. — Гарнер ухмылялся как сатана. — Их наняли компании, которые нигде не значатся. Некоторое число компаний, чьи представители появились только один раз. И оплату внесли кругленькими суммами. — Звучит как… но нет. Они, получается, не на той стороне. — Правильно. Зачем органлеггеру проталкивать второй законопроект о замораживании? Я еще раз все обдумал: — А как насчет вот чего? Несколько старых, больных богатых мужчин и женщин учреждают фонд, чтобы защитить общественный запас органов от истощения. По крайней мере, это законно, в отличие от сделок с органлеггерами. Если их не так уж мало, это может быть даже дешевле. — Мы думали об этом. Прогнали и такую программу. Я задал несколько осторожных вопросов в Клубе струльдбругов, поскольку и сам в нем состою. Надо быть осторожным. Пусть это законно, но огласки они не пожелают. — Ну разумеется. — И тут утром я получаю твой отчет. Анубис и дети Чемберсов. А не стоит ли чуть дальше развить эту идею? — Я не улавливаю… Гарнер выглядел так, словно сейчас бросится на меня. — Разве не замечательно будет, если Федерация органлеггеров поддержит второй законопроект о замораживании? И похитит всех главных наследников мерзлявчиков как раз перед принятием закона? Большинство людей, интересных для похитителей, могут позволить себе защиту. Охрана, сигнализация в доме, сигнализация на теле. А наследник мерзлявчика пока не может этого сделать. — Гарнер наклонился вперед в кресле, помогая себе руками. — Если мы это сумеем доказать и предать гласности, не покончит ли это навсегда со вторым законом о замораживании? Вернувшись в кабинет, я обнаружил записку на столе. Данные на Холдена Чемберса уже дожидались меня в памяти компьютера. Я вспомнил, что Холден и сам должен был явиться во второй половине дня, если только фокус с рукой не напугал его до смерти. Я вызвал досье и прочитал его, стараясь уяснить, в здравом ли уме этот мальчишка. Большая часть информации поступила из медицинского центра колледжа. Там тоже о нем беспокоились. Похищение прервало его первый год учебы в Уошберне. После этого его оценки резко упали, потом постепенно поднялись до едва приемлемого уровня. В сентябре он сменил специализацию с архитектуры на биохимию. Это у него получилось легко. В последующие два года его успеваемость была выше средней. |