Книга Дни чудес, страница 101 – Кит Стюарт

На миг он ошарашен, по-настоящему напуган, словно сейчас рухнет весь театр и весь мир вокруг. Но потом, не сдержавшись, я расплываюсь в лукавой улыбке. Не могу не улыбаться, глядя на него.

– Ага, – в тон мне произносит он. – Расколола. Все только для того, чтобы ты сделала меня знаменитым.

– Кэллум, мне совсем не хочется думать о будущем.

– Я заметил.

– Это механизм защиты. Знаешь, от смерти.

– Не очень-то хороший.

– Просто… смирись с этим. Я пытаюсь заглядывать вперед недели на две, но это трудно.

– Если ты сможешь смириться с тем, что я время от времени разваливаюсь на части, то я смирюсь с твоей зацикленностью на собственной смерти.

– В таком случае я согласна. – И я протягиваю руку для второго рукопожатия за этот вечер.

– Кстати, мне понравился тот кусок в конце твоей пьесы, когда деревья поворачиваются и свет ослепляет всех зрителей. Откуда взялась эта идея?

– О-о, знаешь, просто у одного чувака. Его идея была несколько недоработанной. Пришлось помочь.

– Понимаю, как он себя чувствует.

Мы слышим, как кто-то рядом с нами громко откашливается, и оборачиваемся.

– А-а, значит, вы наконец помирились.

В почти пустом зале в нескольких футах от нас стоит Джей, как всегда долговязый и смущенный.

– Пойду помогу Джо снять остальные фонари, – говорит Кэллум, направляясь к сцене.

– Это ты сказал Кэллуму про театральные прожекторы? – спрашиваю я.

– Угу, – отвечает Джей. – Кому-то надо было спасать положение.

– Ты хороший парень, Джей. Не важно, что говорят другие.

Неожиданно все вокруг затихает. Публика наконец вышла в фойе, а оттуда на улицу, чтобы вернуться домой, к привычной жизни. Мы продолжаем стоять, Джей и я, – там, где мы выросли, где играли вместе еще детьми. Он откашливается, будто пытаясь оторвать меня от витающих вокруг воспоминаний.

– Нет, я не хороший парень. Мама выгнала папу. Много всего было. Ханна, я такой тупой, на хрен!

– Это не твоя вина. Ты не знал.

– Знал. Много раз слышал их. Слышал, как он орал, когда считал, что я сплю. А теперь я только и думаю о том, что должен был что-то сделать. Но мне было насрать на все.

– Что ты мог бы сделать?

– Я ведь не такой, как он, а? Пожалуйста, скажи: я не такой, как он?

– Была бы я тебе другом, если бы ты был таким!

– А ты мне друг?

– Конечно, идиот.

– Думаешь, моя мама меня простит?

– Она ни в чем не винит тебя, Джей.

– Я не знаю, что будет дальше.

– Уж поверь, мне это знакомо. Так что давай помогать друг другу. Как раньше.

Он медленно кивает:

– Тогда, в магазине комиксов, ты сказала, что, если что-то пойдет не так, я должен поговорить с тобой. Скоро я захочу с тобой поговорить, если ты не против. Если по-прежнему хочешь.

– Джей, да. Да, хочу.

Думаю, он, наверное, знал о неурядицах в жизни родителей больше, чем можно было представить. Просто не знал, что с этим делать. Он всегда был как большой щенок, который скачет повсюду, навлекая на себя одни неприятности. Но сегодня я замечаю в выражении его лица, в его осанке что-то совершенно другое. Он кажется повзрослевшим.

– Нас впереди ждут тяжелые времена, верно? – спрашивает он.

– Верно. Но послушай, для этого и существуют комиксы и видеоигры.

Я улыбаюсь, заглядываю ему в глаза и вижу в них знакомый блеск. Вижу мальчика, с которым играла в пятнашки, боролась и пряталась между креслами и в коридорах театра. Мне становится так легко, что я почти плачу. Потому что он будет нужен мне. Мне будут нужны и он, и Дженна, и Дейзи, и Кэллум. Будут нужны, чтобы почувствовать, что все работает, что я часть мира, что я тоже могу им помочь. Даже если это неправда. Даже если это просто театр.

Том

Я попал в водоворот людей, которые проталкивались к корзинкам для пожертвований, и меня буквально выбросила в фойе толпа, ринувшаяся подписывать петицию. Здесь я наконец увидел Салли и Теда, которые вместе с остальными актерами вышли из коридора, проходящего за кулисами.

– Не знаю даже, что сказать! – обратился я к ним, капитулирующе подняв руки. – Не могу найти слов для своих чувств. То, что вы здесь сделали, – просто чудо!

– Прости нас за наши уловки, – сказал Тед. – Ведь если бы совет узнал об этом, они запросто могли нас прикрыть, так что мы не хотели тебя впутывать. Тебе и так досталось, дружище. Мы лишь хотели попытаться спасти театр. Честно говоря, в то время это казалось почти безнадежным. Но теперь…

– Должно получиться, – воодушевленно заявила Салли. – Мне надо, чтобы Фил узнал, что его планы сорвались. Он нас не уничтожил.

– Вы видели, сколько народу вносит пожертвования? – заметил я. – Этого может и не хватить на ремонт, но, Тед, мы же сможем взять ссуду или что-то в этом роде?

– Я займусь этим в понедельник утром.

Мы молча стояли, размышляя о крутом повороте в наших судьбах, когда откуда-то выскочили Шон и Джеймс с загримированными для спектакля лицами. У каждого в руках было по открытой бутылке «кавы», и пена заливала им пальцы.

– Господи, что с вами, чуваки? – спросил Шон. – Разве мы только что не спасли театр?

– Ну, надо еще подождать решения совета и…

– На фиг совет! – пробубнил Шон. – Посмотрите туда.

Среди слоняющихся вокруг людей, которым не хотелось выходить из теплого помещения, мы заметили женщину с диктофоном, повернувшуюся к группе у бара. Рядом с ней фотограф снимал улыбающуюся толпу.

– Газета графства, – сказал Джеймс. – Вот так история, а? «Местная община сплачивается вокруг намеченного к сносу театра»? Боже, это говорит само за себя! Ей присудят Пулицеровскую премию. После этого совет не посмеет нас тронуть.

– Давай, нам пора уходить. – Шон похлопал Джеймса по спине. – Мы идем в пиццерию. Наши семьи впервые встречаются. Это будет охренительный кошмар!

Джеймс театрально затрясся:

– Пьеса, может, и окончена, но для нас драма только начинается. Чего не сделаешь ради любви… Кстати, Том, тебя искала какая-то Ванесса.

– Она здесь?

– Да, но не знаю, не ушла ли.

– Мы всегда рады помочь, – заявил Шон. – Если тебе понадобится совет по поводу знакомств.

Он взял Джеймса за отворот дорогого пальто, прокричал: «Вновь на прорыв, добрый друг!» – и потащил его через раздвижные двери на улицу. Оставленная ими брешь в маленьком кружке была быстро заполнена Джеем, пришедшим из зрительного зала. Салли радостно обняла его за плечи, и он прижался к ней.