Книга Мороженое со вкусом лета, страница 35 – Морган Мэтсон

Теперь, когда наша встреча происходила не у него на кухне, Кларк держался гораздо увереннее: открывал передо мной дверцу машины, занимал меня беседой и в целом старался, чтобы мне было приятно, учитывая, что у меня это было первое свидание почти что вслепую.

– Ну, – сказал Кларк, тоже откладывая меню и улыбаясь, – значит, конгресс?

– Фэнтези-бестселлеры? – парировала я.

Он засмеялся – впрочем, пока еще несколько смущенно.

– Возможно, стоит начать заново, – сказал он, протягивая мне через стол руку для рукопожатия. – Кларк Брюс Маккаллистер.

Я улыбнулась и тоже протянула руку:

– Александра Молли Уокер, – мы обменялись рукопожатием.

Его ладонь была прохладнее моей, и, когда его пальцы сомкнулись, по моему телу прокатилось странное ощущение. Не искра, не дрожь и вообще ничего похожего на ощущения, которыми обычно описывают любовь в эстрадных песнях. Больше всего это было похоже на прикосновение к тому месту, где тебе обычно больше всего бывает щекотно, – что-то вроде приступа повышенной чувствительности. Я и не представляла, что в моих пальцах столько нервных окончаний. Поэтому довольно быстро отдернула руку, несмотря на то что какая-то часть меня протестовала против этого.

– Брюс? – спросила я, сжимая обеими руками стакан с водой и пытаясь сосредоточиться.

– Ну да, – Кларк пожал плечами. – Я подумал, что использование инициалов на обложках придаст мне солидности.

– Совершенно верно, – сказала я замогильно-серьезным голосом. – Это очень утонченно.

Услышав это, Кларк улыбнулся, а потом слегка наклонился вперед.

– А почему Молли?

Мое лицо не изменилось, но я почувствовала, как тревога зарождается где-то в районе живота, и желудок завязывается узлом. Я не ожидала, что придется прямо с порога отвечать на этот вопрос.

– Так звали мою маму, – широко улыбаясь, сказала я, думая о том, что сейчас самое время официантке принять у нас заказ, принести чипсы или что-то еще.

– Звали? – переспросил Кларк чуть тише, поправляя очки.

Я глубоко вздохнула, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, и пожалела, что у меня нет какого-нибудь заготовленного экспромта. Обычно мне не приходилось иметь дело с подобными вопросами. Все репортеры, которые меня интервьюировали, знали эту историю. И парни, с которыми я встречалась в школе, – тоже. Поэтому мне не так часто приходилось об этом говорить.

– Она умерла пять лет назад, – сказала я беззаботным голосом, стараясь не вдумываться в смысл этих слов, не позволяя им затянуть меня в пучину того, что они на самом деле означали. Слыша меня со стороны, можно было подумать, что мне все равно. Я закончила предложение с категоричной интонацией, которую до сих пор любой мой кавалер безошибочно распознавал как маркер того, что я хотела бы сменить тему.

– О, Энди, сочувствую, – сказал Кларк, глядя на меня через стол и пытаясь поймать мой взгляд, в то время как я смотрела мимо него, словно меня очень интересовали обои на стене. – Это ужасно. Что произошло?

Чувство тревоги стало подниматься из живота, распространяясь по телу, и я почувствовала, как мое сердце начинает учащенно биться, а дыхание затрудняется.

– Это было давно, – сказала я, еще сильнее показывая интонацией, что не хочу об этом говорить, и внутренне умоляя, чтобы Кларк наконец это понял.

– Ну, – весело сказала я, снова беря в руки меню и делая вид, что меня восхищает здешний выбор блюд, – что собираешься заказать?

Потом посмотрела на Кларка с радостным, но при этом немного отстраненным выражением лица. Но Кларк, похоже, не мог сообразить, в чем дело. Его лицо по-прежнему выражало сочувствие, пополам с некоторым непониманием: словно я вдруг ни с того ни с сего перешла на французский.

– Что будете заказывать? – у стола появилась наша официантка в черно-розовой футболке с надписью «Вагончик», державшая наготове ручку и блокнот.

Никогда я не была настолько рада видеть официантку. Я искренне надеялась, что к моменту, как она примет у нас заказ, неловкость развеется, и наконец начнется нормальное человеческое свидание.

– Буррито с бобами и сыром и диетическую колу, – сказала я, отдавая меню. – Спасибо.

Она кивнула, записала заказ и повернулась к Кларку:

– А для вас?

– Смертельное буррито.

Официантка – на ее бейджике было написано «Бекка» – посмотрела на него с сомнением.

– Вы внимательно прочитали описание в меню? – спросила она настороженно. – Его часто возвращают, когда понимают, что не рассчитали силы.

Я взглянула на меню, зажатое у нее под мышкой, и пожалела, что отдала его так быстро.

– Да, внимательно, – сказал Кларк, улыбнувшись и поправляя очки.

– То есть вы знаете, что в его состав входит «Каролинский жнец», – спросила она, раздражаясь, – и что это самое острое блюдо из имеющихся?

Кларк кивнул, по-прежнему улыбаясь, и Бекка, шумно вздохнув, записала заказ.

– Напитки? Вам они понадобятся.

– Кока-кола.

– И можно еще чипсы? – вмешалась я.

Бекка кивнула и забрала меню у Кларка.

– Какую сальсу?

– Обычную, – сказала я.

– Острую, – в унисон сказал Кларк.

– Принесу обе, – сказала девушка, заведя глаза к потолку, и ушла, а между нами вновь возникла неловкая тишина.

– А что такое «Каролинский жнец»? – спросила я с любопытством. Мне никогда не случалось видеть, как официантка предостерегает кого-то от заказа, даже когда Тоби хотела того омара за семь долларов.

– Это самый острый перец, который вообще можно есть, – сказал Кларк как ни в чем не бывало. – Его не так часто можно встретить.

Мне не удалось сдержаться, и я с отвращением сказала:

– Но зачем так над собой издеваться?

– Я так понимаю, ты не очень-то любишь острое.

Я помотала головой и отхлебнула воды, как будто сама мысль об этом вызывала жажду. Подруги подшучивали надо мной из-за этого, но я предпочитала употреблять в пищу неприправленные блюда. Я всегда оставляла подозрительные соусы и ингредиенты нетронутыми на тарелке. Отец вел себя точно так же – была даже довольно известная в прессе история, что он всегда путешествует со своими личными запасами хлеба и арахисовой пасты. А мама, наоборот, всегда вынуждала нас выходить из зоны комфорта, заказывала столики в ресторанах эфиопской и перуанской кухни, заставляла пробовать корейское барбекю, манты или улиток. После ее смерти мы вернулись к своим привычкам. В моем случае это были буррито с бобами и сыром, сырная пицца и гамбургеры без овощей.

– Не особенно, – ответила я, все пытаясь сообразить, зачем бы человеку заказывать нечто настолько острое, если только не на спор. – А ты, похоже, любишь?