Книга Бог с нами, страница 29 – Александр Щипин

— Зато для русских я всегда останусь немцем. Я, когда еще в командировку сюда приезжал, сел как-то поесть на вокзале. Подсаживаются ко мне двое ребят с подносами и спрашивают: «Не возражаешь, немчура?» Вот как они догадались? То ли пластика другая, то ли со взглядом что-то не то. Я спрашиваю: «Почему «немчура»?» А они: «Ну, извини, мужик, просто смотрим — жиденок какой-то». Мы потом хорошо, кстати, поговорили, интересные оказались ребята. Водкой угостили. Я сначала испугался: думал, клофелин, но нет, нормальная водка. Зонтик вот только украли. Зачем им мой зонтик? В тот день и дождя-то не было. В общем, я лучше буду честной немчурой здесь, чем самозванцем там. Как-то это правильнее. Немец в России, он же всегда был немой, убогий. Так что я, получается, выбрал быть убогим. И это, мне кажется, очень по-русски, как ни парадоксально. А что касается пророка… Как вы думаете, может быть немец русским пророком? То-то и оно. Антихристом разве что.

— И чем же вы соблазняете малых сих? — спросил Митя.

Шиндлер улыбнулся:

— Надеждой. Самый, если вдуматься, страшный соблазн. Надеждой найти и разбудить бога. Помните, как в русском переводе немецкого, кстати, фильма, — «Достучаться до небес»? Удивительное, кстати, явление: это у переводчика, интересно, что-то подсознательное или просто личное? Почему «Knockin’ on heaven’s door» — это «достучаться»? То есть человек, видимо, полагает, что на небесах кто-то есть, просто ему нет до нас никакого дела, но если сильно постараться, этот кто-то может неохотно откликнуться. Приоткрыть окошко, рявкнуть: «Читать не умеешь? Учет у меня!» — и с грохотом закрыть. Целая религиозная концепция в трех словах. Неуютная, но в то же время не без оптимизма. Поразительно все-таки.

— А вы, значит, разделяете эту концепцию? — уточнил Митя.

— Не совсем. Я не очень верю в антропоморфного бога. Может быть, это профессиональное, но для меня это, скорее, огромная стимпанковская машина с трубами, шарнирами и циферблатами, которая летает где-то высоко и тихо пощелкивает, подсчитывая наши грехи и добрые дела. А сейчас там что-то забарахлило: датчики какие-нибудь, например, отказали, — и она никак не может переключиться на режим конца света. Вот мы и пытаемся до нее добраться.

— И как же вы это делаете? — спросила Ольга.

— По-разному. Запускаем фейерверки, ракеты, отправляем наверх разные механизмы. Записываем обращения людей к богу и передаем на длинных волнах.

— А самих людей не запускаете?

— Не запускаем, — сухо ответил Шиндлер. — Ни целиком, ни по частям, если вы это имеете в виду.

Вилли поднялся со скамейки и, сделав пару шагов, застыл посреди двора, сунув руки в карманы и глядя на то, как работают его подопечные. Митя решил было, что немец обиделся на последний вопрос и решил закончить беседу, но тот неожиданно обернулся и предложил:

— В принципе, если у вас есть время, могу вам показать, как у нас тут все происходит. Вообще-то мы планировали запуск на вечер, но можно, наверное, и сейчас. Хотите посмотреть?

Митя повернулся к Ольге.

— Хотим, — сказала она.

— Виктор Иванович! — позвал Шиндлер.

От одной из групп отделился пожилой худощавый человек в армейской рубашке, застегнутой на все пуговицы и заправленной в высоко натянутые брюки, и подошел к директору, вытирая руки о широкие штанины.

— Виктор Иванович, я хотел бы показать нашим гостям сегодняшний запуск. Если у вас все готово, мы можем это сделать прямо сейчас?

Длинное сухое лицо Виктора Ивановича с глубокими вертикальными морщинами на щеках, казалось, давно утратило способность выражать эмоции. Он посмотрел на Митю с Ольгой, вежливо им кивнув, затем перевел взгляд светлых немигающих глаз на небо и снова повернулся к Шиндлеру.

— Можем, — негромко сказал он.

— Отлично. Тогда я попрошу вас все подготовить и предупредить остальных. А мы сейчас подойдем. Хорошо?

Виктор Иванович молча кивнул и пошел обратно.

— Правда, на папу Карло похож? — спросил Вилли. — У меня в детстве кассета была. Золотые руки. Говорят, когда-то был знаменитым домушником. Дверные замки ногтем открывал, сейфовые — скрепкой. Сигнализацию отключал канцелярским ножом и жвачкой. Кличка у Виктора Ивановича тогда была Интурист, не слышали? Это из-за его хобби: он иногда вскрывал богатые квартиры и заселял туда бомжей. При этом, чтобы никого не подставить, сам из квартиры ничего не брал. Такая вот борьба за социальную справедливость.

— Вы всем желающим его биографию рассказываете или только сотрудникам прокуратуры? — спросила Ольга. — Не боитесь, что заинтересуемся?

— Ой, ладно, — поморщился Шиндлер. — Это все было в Москве, давно и неправда. Даже если по каким-то делам срок давности еще и не вышел, у вас явно есть заботы посерьезнее, чем бывшие преступники, ставшие на путь исправления.

— А если это он людей убивает? Вот, скажем, опознали его ваши Егор с Алексеем и начали шантажировать. А папа Карло их за это на лучинки настрогал.

— Да перестаньте вы! — Шиндлер занервничал. Он вскочил со скамейки и начал ходить перед Ольгой с Митей взад и вперед. — А остальные жертвы его тоже шантажировали? Хором, да? А Виктор Иванович, значит, готов полгорода изуверским образом вырезать, чтобы его за кражу золотой цепочки из чьей-то тумбочки не привлекли? И потом — вам ли не знать, какая у профессионалов узкая специализация: да он мухи не обидит!

— Ну, мало ли какие секреты может случайно узнать домушник? За некоторые, может быть, и специализацию расширить не жалко, — сказала Ольга.

Вилли остановился и внимательно посмотрел на нее.

— И за какие же секреты в наше время можно убить? За что-нибудь типа «кода да Винчи»? Так он вроде в Ватикан не вламывался. В общем, не трогайте вы, пожалуйста, моего Виктора Ивановича. Нашли тоже Потрошителя…

— Не будем, не будем, — заверил его Митя. — Да, Ольга Константиновна?

Ольга раздраженно махнула рукой.

— А вообще интересная мысль, — продолжил Митя. — Привлечь домушника, раз уж не удается достучаться до небес.

Шиндлер через силу улыбнулся:

— Я бы сказал, по-немецки рациональная.

— И по-русски незаконопослушная. Скажите, а как вы вообще решили всем этим заняться? Такая вроде бы прозаическая профессия, — заметил Митя.

— Не скажите. Лифты, если вдуматься, штука очень непростая — даже если не брать в расчет этого вашего Левтина. Вы задумывались когда-нибудь, как это выглядит со стороны? Заходит человек в маленький чуланчик, закрываются за ним двери, потом через некоторое время открываются — а там пусто. Вот только что стоял человек, дышал, жал на кнопку, заглядывал куда-то наверх, гадая, почему так долго, а теперь исчез. Все, нет его больше. А он на самом деле есть, просто где-то высоко. Или наоборот, глубоко. Смотря, что за человек и куда он стремился. И как тут не задуматься о загробной жизни и боге? В общем, очень метафизическая вещь эти лифты. — Вилли посмотрел на часы. — Ладно, думают самое время прокатиться на одном из них. Там уже, наверное, все готово.