Книга Незримое, страница 31 – Кристина Леола

— Может, разнимем? — поинтересовался Ян, глядя, как теперь уже шефа сбивают с ног мощным ударом в челюсть.

— Тебе одной попытки не хватило? — фыркнула я.

— Если бы не ты…

— Да-да, я корень всех зол, причина всех бед, источник всех…

— Соня, хватит.

Я обиженно надулась.

Знаю, знаю, он мне ничего не сделал и вообще золотой мужик, помочь пытается, дверцу машины открывает, отцовский и бабулин взгляды не морщась выдерживает, но бурлящие внутри эмоции требовали выхода, и этот вариант казался самым безопасным.

— Ты правда собралась к этому… вещуну? — вновь подал голос Ян и с шипением скривился, когда немаленький кулак моего брата угодил Ковальчуку под дых.

— А я правда есть на записи камер из кафешки?

— Правда.

— Ну вот и у меня правда.

Наверное, будь я простым человеком, тряслась бы сейчас от ужаса. Как, ну как меня могли видеть там, где я не была, с тем, кого не знаю, и тогда, когда кусок моей памяти волшебным образом испарился? Невероятно. Немыслимо. Жутко.

Но я все-таки маг, пусть и весьма посредственный. А потому, немного успокоившись и осознав, куда именно влипла, тут же попыталась найти происходящему простое и логичное объяснение.

Вариантов получалось всего два. Либо свидетели и камеры видели не меня, а кого-то очень на меня похожего, а не помню я ничего, потому что память дырявая. Либо я все же действительно умудрилась как-то познакомиться и почаевничать с жертвой, а воспоминания мне подтерли, благо, способов для этого предостаточно.

Первый вариант возможен, конечно, но маловероятен. Второй — заставляет нервничать, но именно своей правдоподобностью.

За всеми этими размышлениями я как-то забыла следить за дракой и крайне удивилась, когда Ян вдруг резко отдернул меня в сторону, а в стену, к которой я только что прислонялась, впечатался мой уже изрядно помятый братец.

— Спасибо, — поблагодарила я поручика.

— Обращайся.

Игорь тем временем встряхнулся, рыкнул и в задницу клюнутым буйволом вновь понесся на Ковальчука.

— А почему они… ну не знаю, магию не используют? — полюбопытствовал поручик, наблюдая за дерущимися уже с каким-то научным интересом.

По мне, так смотрелись они по-дурацки.

Вообще это не первая увиденная мною потасовка, и почти всегда реальные удары не имеют ничего общего с театральными, которые нам показывают на сцене и в кино, но в замкнутом пространстве все становится еще нелепее — ни замахнуться как следует, ни красиво ударить ногой с разворота, ни изящно уклониться в прыжке.

И устали горе-бойцы явно уже на первых тридцати секундах, так что теперь не слишком-то грациозно швыряли друг друга в стены, неистово пинались и пытались не то затискать друг друга, не то защекотать до смерти.

— Здесь стоит блок на атакующие заклинания, — после небольшой паузы ответила я.

— А против порталов, значит, защиты никакой?

— Ну почему никакой. Только Игорь у нас особенный…

Особенный Игорь тем временем подло схватил противника за особо нелюбимый мною потрепанный хвостик, и пока Ковальчук пытался ответить тем же — удачи ему в неравной борьбе со стрижкой под три миллиметра, — нанес не менее подлый удар… куда дотянулся.

И после этого мужчины смеют использовать выражение «кошачья драка» и закатывать глаза в стиле «ой, ну повыдирали вы друг другу космы, подумаешь»? Лицемерные засранцы.

Короче, явившийся (через дверь, как нормальные люди) папа застал уже не полноценный бой, а две скрюченные переплетенные фигуры, в одной из которых с явным удивлением узнал свою радость и гордость — старшего сына. А я разглядела папиного спутника и бочком-бочком отползла подальше, в итоге спрятавшись за Яном.

Высший. Но не наш, управский, а из Надзорного комитета.

Мне кранты?

— Игорь! — проревел отец, и клубок тел на полу моментально распался на две отдельные личности, которые тут же вскочили.

— Виктор Степанович, — задыхаясь, выдавил Ковальчук, спешно оправляя будто изжеванный пиджак и пытаясь рукой прилизать растрепанные космы. Затем тоже заметил, что папа не один, и резко побледнел. — Ник… Николай Алексеевич.

— Здравствуйте, здравствуйте, ребятки, — пропел высший, оглядывая нашу разношерстную компанию. В темных раскосых глазах, окруженных, казалось, миллионом морщинок, плясали искры смеха. — Смотрю, весело у вас тут.

— Николай Алексеевич, я… — начал было оправдываться шеф, но братец его перебил:

— Он не имел права ее допрашивать!

— Чего это? — тут же вздыбился Ковальчук. — Это моя работа, а вот ты…

— Это твоя месть! Почти пятнадцать лет уже прошло — смирись и радуйся жизни.

— Да если б я мстил, то не разменивался бы на всяких соплячек! С тебя бы начал…

— Ты о моей сестре говоришь, упырь лохматый!

Мы с Яном благоразумно помалкивали, изредка переглядываясь, а я еще и мысленно фиксировала крупицы полученной информации. Кажется, главный обидчик Ковальчука нашелся.

Отец же пыхтел все громче, грозя в любую минуту взорваться, а высший только улыбался — теперь в открытую — и даже подмигнул мне разок.

Прям чудеса.

— …в задницу!

— Игорь! — опять рявкнул папа, прерывая ликбез по пешим эротическим прогулкам, и Ковальчук стыдливо вспыхнул, а братец недовольно поджал губы.

Но, надо отдать ему должное, заткнулся.

— Я требую объяснений! — продолжил бушевать отец.

— Да ладно тебе, Виктор. — Высший хлопнул его по плечу. — Ну повздорили мальчики, с кем не бывает. Забыл, как сам чудил по молодости?

По молодости? Папа, по-моему, и сейчас не брезгует…

— Не забыл, — процедил он сквозь зубы. — Но время и место…

— Порой выбираем не мы, — вмиг посерьезнел высший. — Завязывай гневаться и морали читать. У меня мало времени.

— Конечно.

Кажется, до папы дошло, что для его праведного гнева тоже найдутся более подходящие время, место и компания.

— Ну а раз так… — Высший повернулся ко мне и неожиданно холодно улыбнулся: — Софья Викторовна, от лица Магического управления и Надзорного комитета прошу принять наши глубочайшие извинения за это недоразумение. Вы свободны.

— Что… — начали мы синхронно с Ковальчуком и оба же осеклись.

Взгляд высшего метнулся к нему:

— За отсутствием состава преступления дело закрыто.

И в руках шефа материализовалась безликая коричневая папка, в которую он тут же зарылся, судорожно переворачивая страницы. А я наблюдала, как меняется его лицо — от недоумения к неверию, а затем к ярости — и понимала, что меня тупо отмазали на высшем уровне.