Онлайн книга «Крушение»
|
– Доброе утро. Женщина. Не очень молодая. Агнета. Ей, наверное, дала ключи мама или соцтетка. Лео бежит к окну, открывает пошире, пусть эта дура не думает, что он не в состоянии сварить кашу. – Ну что? Уже завтракаете? Агнета встает в дверном проеме, взглядывает на мальчика у кастрюли, на накрытый стол. – Нет еще. Феликс собрался варить кашу, но он не умеет, ее надо все время помешивать. – А я кое-что купила… так что будет у вас завтрак. А в другом пакете – обед и ужин. Она открывает холодильник, распаковывает покупки, прячет их, потом ставит еще что-то в буфет. – Завтра утром тебе не нужно будет заходить к нам, я все сделаю. Я готовлю этим двоим завтрак, после того, как… в общем, готовлю… Тихонько стучат по дверному косяку; оба рефлекторно оборачиваются на звук. Феликс. – Он не хочет. Мумия ничего не хочет. – Оставь его в покое, Феликс. Поест потом. Первый пластиковый пакет пуст, Агнета как раз принимается за второй – и замирает. – Так… вот это вот все еще на нем? – Да. И по-моему, его так оставлять нельзя. А Лео со мной не согласен. – Феликс, я такого не говорил. Я говорил, что мы не можем заставлять его. Ни снимать бинты, ни идти с нами к маме. У каждого свое мнение, каждый уверен в своей правоте. Агнета понимает это и оборачивается к обоим попеременно. – Я… тут я согласна с Лео. Не стоит снимать бинты, пока человек к этому не готов. Сначала надо прийти в себя. Я побуду с Винсентом, пока вы навещаете маму. Вот теперь каша отличная, и Лео наполняет две из трех выставленных на стол тарелок. – Но я хотела поговорить с вами еще кое о чем. Она дожидается, пока Лео вымоет кастрюлю и сядет. – Сегодня ночью… Еще даже первый бутерброд не готов. – Я проснулась. От того, что кто-то бежал по лестнице. Или мне показалось, что я проснулась от этого. По звуку – бежали мимо моей двери, вверх до этого самого этажа. Потом, как раз когда я снова уснула, я опять проснулась. От сильных ударов. Как минимум – двух. Может, трех. Как будто кто-то… стучал в стену. Больше я ничего не слышала. Или снова уснула. Оба начинают жевать крошащиеся твердые бутерброды с сыром. Но и у бутербродов, и у манной каши, покрытой дополнительным слоем корицы и сахара, вкус не как всегда. – Беготня по лестнице. Стуки. Это были вы? Лео уставился на Феликса, который уставился на Лео. – Нет. И я ничего не слышал. А ты, Феликс? Феликс колеблется. Это понимает Лео, но не Агнета. Феликс колеблется и тихо говорит: – Нет. Я тоже не слышал. Я не слышал ни одного странного звука. До больницы в Фалуне не очень далеко. Но идут они туда долго. Феликс тащится нога за ногу, с каждым метром все медленнее. И Лео понимает, в чем дело. – Побыстрее. Тревога. Из-за картины, которую никто из них не хочет видеть. – Зачем? Мы разве спешим? – Мама будет такая, какая есть. Лео уже давно решил не думать об этом. О том, как выглядит мама. Вместо этого он думает про магазин, про площадь и охранника, который может помешать ему. Надо уговорить Феликса. Без него трудно. Может получиться, но удача может и изменить. Задача Феликса – отвлекать Клика с дубинкой. А Клик единственный, кто способен серьезно навредить предприятию. Городская больница Фалуна светится по ту сторону парка, корпуса торчат позади деревьев. Еще пара минут… шаги Феликса становятся куда короче, куда неспешнее. – Братишка! – Чего? – Если хочешь. Только если хочешь. – Что? – Я загляну первым. Если у мамы совсем все расквашено, я тебе скажу. И ты тогда не смотри. Три здания городской больницы Фалуна сочетаются одно с другим, хотя они очень разные. Одно светлое, в нем четырнадцать этажей, одно потемнее, в одиннадцать этажей, и еще одно втиснуто между ними, семь этажей, если считать еще самый нижний ряд окон. По-разному высокие дома разного цвета. Совсем как трое братьев. Они задерживаются у больничного киоска. Цветы слишком дороги. Но пакетик малинового мармелада, маминого любимого, им по карману. Лео расплачивается монетами в пятьдесят эре, которые еще совсем недавно лежали в жестянке, а теперь лежат у него в кармане штанов. Коридоры. Лифт. Больничный запах. Люди в белой одежде – у некоторых бейджики, они здесь, чтобы лечить, у других халаты без бейджиков, они здесь, чтобы лечиться. Палата с тремя койками. Две пустые. И мама. Она лежит на боку, по которому папа не бил, лицо повернуто в сторону. – Мама, это мы. Мама дергается – может быть, она спала. – Винсент придет в другой день. Лео медлит в дверном проеме, и через четырехугольник, образованный его правым плечом и дверным косяком, Феликс заглядывает в палату. Четырехугольник не очень большой и защитит, если мама вдруг повернется к нему. Как телевизор. То, что видишь в телевизоре, не очень настоящее. – Привет, Лео. Мама поворачивается, и Лео быстро сдвигается вправо, становится вплотную к косяку, телекартинка закрыта. Это значит, что мамино лицо выглядит совсем скверно. – Заходите, мои мальчики. Голос у мамы слабый. Но мамин. Лео оборачивается к брату, который – у него за спиной. – Пойдешь? – Нет. Лео мотает головой, глядя на маму, и она повышает свой слабый голос, насколько получается, даже немножко кричит. – Феликс, я хочу, чтобы ты тоже вошел. – Нет. – Я хочу… просто подержать тебя за руку. Феликс кашляет, все еще стоя за надежной спиной брата. – Мама, тебе… больно? – Естественно, ей больно, Феликс. Можно и не спрашивать. – Мне больно. Мама со стоном пытается приподняться – может, чтобы лучше их видеть. – Но болеть может в разных местах. Иногда в невидных. Наконец она сдается, боль слишком сильна, и мама съезжает вниз, теряя ту небольшую высоту, на которую ей удалось приподняться. – Но как… что у тебя с лицом? – Не важно, что у меня с лицом. Через несколько недель, может, через месяц, все пройдет. Лео отступает назад, очищает телеэкран между плечом и косяком. |