Онлайн книга «Ураган. Книга 2. Бегство из рая»
|
– Пожалуй, я не могу сказать, что они этого совсем уж не заслуживали, – произнес Гэваллан. – Нас бы затоптали, и черт знает, чем бы все это закончилось, если бы мулла не вмешался, – сдавленно выговорил Мак-Ивер, радуясь, что Дженни здесь не было. Она чувствовала бы на себе каждый удар кнута, который им достался, подумал Мак-Ивер; его спина и грудь ныли от полученных ударов. Он оторвал взгляд от машины и с болезненной гримасой повел плечами. Потом заметил человека, переводившего для них, тот все еще сидел в своей машине, застряв вместе с остальными в пробке; морщась, Мак-Ивер направился к нему по снегу. – Спасибо, спасибо за то, что помогли нам, ага! – прокричал он ему в окно, напрягая голос. Машина у иранца была старая и помятая, в ней вместе с водителем сидели еще четверо. Иранец опустил стекло. – Мулла попросил себе переводчика, я помогал ему, не вам, – сказал он, кривя рот. – Если бы вы не пришли в Иран, это юное дурачье не испытало бы искушения, которое вызывает ваше отвратительное хвастовство материальными ценностями. – Извините, я просто хотел… – И если бы не ваши столь же отвратительные фильмы и телевидение, которые воспевают ваши безбожные уличные банды и бунтарство в классных комнатах, которые шах привез сюда по указке своих хозяев, чтобы растлить нашу молодежь, включая моего собственного сына и моих собственных учеников, эти бедные дурни все бы выросли правильными, законопослушными людьми. Будет лучше, если вы уедете до того, как вас тоже поймают за нарушением закона. – Он поднял стекло и раздраженно надавил на клаксон. КВАРТИРА ЛОЧАРТА. 14:37. Костяшки ее пальцев отбарабанили короткий условный стук в дверь пентхауса. Она была в чадре, лицо прикрывала вуаль. Ей ответил стук изнутри. Она снова ударила в дверь: четыре раза быстро и один после паузы. Дверь тут же приоткрылась, через щель она увидела Теймура, целившегося ей в лицо из пистолета. – Неужели ты никому не доверяешь, мой милый? – спросила она на палестинском диалекте арабского. – Нет, Сайада, даже тебе – нет, – ответил он и, убедившись, что перед ним действительно Сайада Бертолен и что она одна, приоткрыл дверь пошире, а она откинула вуаль и бросилась в его объятия. Он ногой захлопнул дверь и снова запер ее на замок. – Даже тебе. – (Они жадно поцеловались.) – Ты опоздала. – Я вовремя. Это ты рано пришел. – Она снова рассмеялась, отстранилась от него и протянула ему пакет. – Здесь примерно половина. Остальное принесу завтра. – А где ты оставила остальное? – В камере хранения во Французском клубе. – Сайада Бертолен сняла чадру, положив ее рядом, и преобразилась. Она была в лыжной куртке-пуховичке, теплом кашемировом свитере, юбке из шотландки, теплых носках и высоких меховых сапожках – все от дорогих кутюрье. – А где остальные? – спросила она. Его глаза смеялись. – Я их отослал. – А-а, любовь при свете дня. Когда они вернутся? – На закате. – Отлично. Сначала – душ. Горячая вода еще есть? – О да, и центральное отопление работает, и одеяло у них с электрическим подогревом. Такая роскошь! Лочарт и его жена умели жить. Это же настоящая – как это будет по-французски? – ах да, garçonnière [1], достойная паши. Ее смех согрел его. – Ты даже не представляешь, какой это пешкеш – горячий душ, мой дорогой, гораздо лучше ванны. Не говоря уже про отдых. – Она опустилась на стул, чтобы снять сапоги. – Но этот старый распутник Джаред Бакраван знал, как надо жить, а не Лочарт. Изначально здесь обитала его любовница. – Ты? – спросил он безо всякой злобы. – Нет, мой милый, ему требовались молоденькие, совсем молоденькие. Я ни для кого не любовница, даже для моего мужа. Шахразада мне рассказала. Старый Джаред умел жить, жаль, со смертью ему не так повезло. – Он послужил своей цели. – Такой человек должен был уйти по-другому. Глупо! – Он был общеизвестным ростовщиком и сторонником шаха, даже если и щедро помогал Хомейни деньгами. Он презрел законы Аллаха и… – Законы фанатиков, мой милый, фанатиков… Ведь и мы с тобой нарушаем целую кучу законов, а? – Она поднялась, легко его поцеловала, прошла по красивым коврам в коридоре и оказалась в спальне Шахразады и Лочарта, через нее попала в роскошную ванную, увешанную зеркалами, включила душ и встала рядом, ожидая, когда вода нагреется. – Я всегда любила эту квартиру. Он прислонился к косяку: – Мое начальство благодарно тебе за то, что ты ее посоветовала. Как прошла демонстрация? – Ужасно! Иранцы – такие животные, осыпали нас проклятиями, бросали мусор, трясли пенисами – все потому, что мы хотим быть чуть более равноправными, хотим одеваться, как нам нравится, стараться быть красивыми, наша молодость так мимолетна. – Она протянула руку, пробуя воду. – Вашему Хомейни придется уступить. Он рассмеялся: – Никогда – в этом его сила. И только некоторые из нас животные, Сайада, остальные просто слишком забиты, чтобы знать разницу. Где твоя цивилизованная палестинская терпимость? – Ваши мужчины, Теймур, затолкали ее всю в дыру, над которой садятся на корточки. Если бы ты был женщиной, то понял бы меня. – Она потрогала воду еще раз; та начала понемногу нагреваться. – Пора мне возвращаться в Бейрут. Здесь я постоянно чувствую себя грязной. Ни разу не было ощущения чистоты за долгие месяцы. – Я тоже был бы рад вернуться. Здесь война закончилась, а в Палестине, Ливане, Иордании – нет; им нужны опытные бойцы. Там есть евреи, которых надо убивать, проклятие Сиона, которое надо изгнать, святые места, которые надо вернуть назад. – Я рада, что ты вернешься в Бейрут, – сказала она, маняще посмотрев на него. – Мне тоже приказали возвращаться домой через пару недель, что чудесно меня устраивает. Я еще смогу принять участие в демонстрациях. Марш протеста, запланированный на четверг, будет самым огромным! – Не понимаю, тебе-то что за дело. Иран не твоя проблема, и все эти ваши марши и митинги протеста не принесут никакого толку. – Ты ошибаешься. Хомейни не дурак. Я принимаю участие в маршах по той же причине, по которой работаю на ООП: во имя нашего дома, во имя равенства для женщин Палестины… и да, для женщин всего мира. – Ее карие глаза вдруг вспыхнули; он никогда не видел ее такой прекрасной. – Женщины вышли на улицы, мой милый, и, клянусь Богом коптов, настоящим Единым Богом, и твоим марксистом Лениным, которым ты втайне восхищаешься, пора мужского господства закончилась! – Согласен, – тут же сказал он и рассмеялся. Она рассмеялась вместе с ним: |