Онлайн книга «Ураган. Книга 2. Бегство из рая»
|
– Джонни из Швейцарии? – Да. Это он. Он и был тем британским офицером. – Но каким образом?.. Это кажется невозможным. – Он спас мне жизнь, Хаким, и, о, мне столько надо тебе рассказать. – Когда отец узнал про деревню, он… Ты ведь знаешь, что муллу застрелили «зеленые повязки», да? – Я сама не помню, но Джонни говорил мне. – Когда отец узнал про деревню, то велел Ахмеду притащить старосту сюда, допросил его, потом отослал обратно, приказал побить его камнями, отрубить руки мяснику, а потом сжечь всю деревню. Сжечь деревню – это была моя идея… Надо же, какие псы! Азаде была глубоко потрясена. Сжечь деревню – это была слишком ужасная месть. Но Хаким не позволил никаким чувствам нарушить свою эйфорию. – Азаде, отец снял охранника, и я могу ходить, где мне вздумается… Я даже взял машину и съездил в Тебриз, один. Все обращаются со мной как с наследником, вся семья, даже Наджуд, хотя я знаю, что втайне она зубами скрежещет и с ней нужно быть очень осторожным. Это… это совсем не то, чего я ожидал. – Он рассказал, как его фактически притащили сюда из Хоя, как он ждал, что его убьют или искалечат. – Помнишь, когда меня изгоняли, он проклял меня и сказал, что шах Аббас знал, как следует поступать с сыновьями-изменниками? Она задрожала, вспоминая этот кошмар, проклятия, ярость, всю несправедливость происходящего, ведь оба они были невиновны. – Что заставило его передумать? Почему он изменил свое отношение к тебе, к нам? – Воля Аллаха. Аллах открыл ему глаза. Он не может не знать, что смерть рядом, он должен позаботиться… он, он хан. Может быть, он напуган и хочет загладить вину. Мы ни в чем не были перед ним виноваты. Да и какое значение имеет это «почему»? Мне все равно. После стольких лет мы освободились от ярма, мы свободны. КОМНАТА ХАНА. 11:16. Глаза хана открылись. Не шевеля головой, он огляделся, насколько мог. Ахмед, Айша и телохранитель. Медсестры не было видно. Он взглянул на Ахмеда, который сидел на полу. – При’ез ее? – Слова выговаривались с трудом. – Да, ваше высочество. Несколько минут назад. Медсестра появилась в его поле зрения. – Как вы себя чувствуете, ваше превосходительство? – спросила она по-английски, как он приказал, сказав, что ее турецкий звучит отвратительно. – Так же. – Позвольте, я помогу вам устроиться поудобнее. – С большой осторожностью и заботой – и немалой силой – она приподняла его, разгладила постель и поправила подушки. – Принести вам утку, ваше превосходительство? Хан подумал и сказал: – Да. Она подала судно, и он почувствовал себя оскверненным оттого, что это делала женщина из неверных, но со времени ее приезда он успел понять, что она невероятно умелая и заботливая, очень мудрая и очень добрая, лучшая сиделка в Тебризе – Ахмед позаботился об этом, – гораздо лучше Айши, которая оказалась совершенно бесполезной. Он увидел, как Айша робко улыбается ему, увидел ее огромные испуганные глаза. Интересно, смогу ли я когда-нибудь еще вонзить его в нее, по самую рукоять, твердый, как кость, как в тот первый раз, когда ее слезы и извивающееся тело поддерживали в нем твердость какое-то время? – Ваше превосходительство? Он принял таблетку, сделал глоток воды, наслаждаясь прохладой рук сиделки, поддерживавших его голову. Потом взгляд его снова упал на Ахмеда, и он улыбнулся ему, радуясь, что его верный слуга вернулся. – Хорошо съездил? – Да, ваше высочество. – По с’оей ’оле? Или силой? Ахмед улыбнулся: – Все было, как вы предсказывали, ваше высочество. По своей воле. В точности, как вы планировали. – Думаю, вам не стоит так много разговаривать, ваше превосходительство, – вставила медсестра. – Подите прочь. Она мягко похлопала его по плечу: – Не хотите съесть что-нибудь, может быть, немного хореша? – Пахла’ы. – Доктор сказал, что вам вредно есть сладости. – Пахла’ы! Сестра Бэйн вздохнула. Доктор запретил ей давать ему пахлаву и добавил: «Но если будет настаивать, можете дать, и сколько захочет, какая теперь разница? Иншаллах». Она нашла пахлаву, положила кусочек ему в рот, вытерла слюну, и он с наслаждением прожевал ее, хрустящую орешками, но такую нежную и такую сладкую. – Ваша дочь прибыла из Тегерана, ваше превосходительство, – сообщила сиделка. – Она попросила меня известить ее, как только вы проснетесь. Абдолла находил весь процесс разговора очень странным. Он пытался произнести предложения, но его рот не открывался, когда должен был открываться, и слова оставались в его сознании долгое время, а потом, когда упрощенная форма того, что он хотел сказать, вылетала изо рта, слова оказывались не очень хорошо артикулированными, хотя должны были бы быть таковыми. Но почему? Я ведь все делаю так же, как раньше. Раньше чего? Не помню, только тяжелая, давящая чернота кругом, рев крови в ушах, раскаленные иглы пронзают мозг, и нечем дышать. Дышать я теперь могу, и слышу все отлично, и прекрасно все вижу, ум работает безупречно, полный планов, острый, как всегда. Проблема лишь в том, как все это выразить. – Как’е? – Что, ваше превосходительство? Снова ожидание. – Как ’не го’орить лушше? – А, – кивнула она, сразу сообразив, о чем речь: ее опыт ухода за инсультными больными был огромен. – Не тревожьтесь, сначала это вам будет казаться чуточку трудным. Будете поправляться, и контроль над речевым аппаратом к вам вернется. Вы должны отдыхать как можно больше, это очень важно. Отдых, лекарства и терпение, и будете снова здоровы. Хорошо? – Да. – Желаете, чтобы я послала за вашей дочерью? Она очень хотела вас увидеть, такая милая девушка. Ожидание. – По’же. По’же у’ижу ее. Уходите, ’се… но не Ах’мед. Сестра Бэйн подумала, потом опять мягко похлопала его по руке: – Я дам вам десять минут. Если вы пообещаете мне потом отдохнуть. Хорошо? – Да. Когда они остались одни, Ахмед подошел ближе к кровати: – Да, ваше высочество? – Сколько ’ремени? Ахмед взглянул на часы на руке. Часы были золотые, с украшениями, он ими восхищался. – Почти половина двенадцатого, вторник. – Петр? – Не знаю, ваше высочество. – Ахмед рассказал хану то, что ему передал Хаким. – Если Петр сегодня прилетит в Джульфу, Фазир будет поджидать его там. – Иншаллах. Азаде? |