Книга Одиссея батьки Махно, страница 104 – Сергей Мосияш

— Неужели? — удивился Нестор и придвинул купюры ближе. Молодой человек услужливо предложил ему лупу с изящной позолоченной ручкой. Махно и с лупой не нашёл никакой разницы, дал даже своим телохранителям Гавре и Саше посмотреть (у вас глаза молодые!), но и они не увидели различия.

— Ты гляди. А? — восхищался Нестор. — Вот так мастерство! И сколько вы можете отпечатать?

— Ну при наличии материалов, практически сколько угодно. Сколько закажете, столько и сделаем.

— Что для этого требуется?

— Вот такая бумага, — молодой человек вытащил из портфеля лист и подал Нестору. — Ну и особая краска, разумеется.

Махно потрепал лист, обернулся к Трояну:

— Гаврила, пригласи Серёгина, — и пояснил молодым людям: — Это наш начальник снабжения, у него, при желании, и птичье молоко можно найти.

Когда пришёл Серёгин, Махно, подав ему лист, спросил:

— Григорий Иванович, вы найдёте такую бумагу?

— Надо поискать на складах.

Но узнав, для чего она требуется, Серёгин испытующе посмотрел на посетителей.

— Одна купюра ничего не доказывает. Вы бы могли, скажем, к завтрему отпечатать на тысячу или две таких рублей?

— Вот люблю деловых людей, — широко и открыто улыбнулся молодой человек. — Берёт сразу быка за рога. Что нам мелочиться с двумя тысячами, уважаемый Григорий Иванович, отпечатаем двадцать. Боря, — обернулся он к коллеге. — У нас хватит краски на 20 тысяч?

— Должно бы.

— А бумаги?

— Бумага пока есть, думаю, миллионов на 20—30 хватит.

— Ну вот, с бумагой у нас полегче. Завтра мы приносим вам ваш заказ, товарищи. Мы рады, что встретили понимание с вашей стороны, товарищ Махно.

— А где располагается ваш... ну цех, или как там?

— Нестор Иванович, — улыбаясь, развёл руки посетитель. — Вы же понимаете... такое производство и... афишировать свой адрес?

— Да, да, конечно, вы правы, — согласился Нестор.

После ухода благородных посетителей разговор невольно продолжился о них. Пригласили и Белаша. Он, выслушав всех, спросил:

— Что они запросили за услугу?

— Пока ничего. Вот, наоборот, оставили образец.

Белаш повертел «самодельную» купюру, хмыкнул:

— Если это действительно кустарно, то это класс. Но если об этом узнают красные или белые, то подымут вой.

— Плевал я и на белых, и на красных, — сказал Махно. — Раз так любятся крестьянам эти «керенки», отчего б не заказать миллиончиков сто-двести, тем более сам Керенский уже давно пребывает в буржуйских эмпиреях.

— Для оборота годятся, конечно, и такие, — согласился Белаш. — Но надо заключить какой-то договор.

— Сам говоришь, чтоб ни белые ни красные не узнали, а толкуешь о договоре, Виктор. Где логика?

— Т or да не знаю, братцы. Пришли какие-то ваньки с ветру, а вы и рты разинули. Договаривайтесь тогда так: привозят тираж, деньги на бочку.

— Деньги? — удивился вдруг Махно. — Так они же их сами печатают.

— Вот видите, значит, запросят либо золотом, либо другими драгоценностями.

— У нас есть, Григорий Иванович? — спросил Махно.

— А как же? Мы ж ломбард реквизировали, там этого добра на многие миллионы.

— Ну вот, всё и решилось. Заказываем 100 миллионов, а платим побрякушками.

— Ты этими побрякушками, Нестор Иванович, не очень-то разбрасывайся, — предупредил Белаш. — Это стойкая валюта, не то что керенки, карбованцы и совзнаки, с которыми за границей разве что в нужник сходить.

Порассуждав ещё о заказе, решили оплачивать его только по исполнении — привезут деньги, получат «побрякушки»: «У нас нема дурней».

Назавтра молодые люди принесли в портфеле тысячу керенков, что и составляло 20 тысяч новеньких рублей, только из машины. Когда Махно объявил им условия сделки, они согласились без всяких оговорок.

— Конечно, конечно. Мы все честные люди, но время такое, что и с отца родного затребуешь расписку.

Был призван Серёгин, как главный хранитель ценностей, он подивился столь скорому исполнению первого заказа, с удовольствием полистал купюры.

— Только вот что, ребята, — сказал он, — простите, не знаю как вас и звать?

— Меня Семён, моего коллегу Борис, — с готовностью отозвался главный специалист.

— Вот что, Семён и Борис, нам бы не хотелось, чтоб эта сделка... ну, как вам сказать... получила огласку.

— Григорий Иванович, да наши хотенья совпадают как сиамские близнецы. Вы думаете, нам хочется с этим светиться? На нашу машинку найдётся немало охотников.

— Так что вы просите за эти напечатанные?

— О чём вы говорите? Ничего пока не надо. Отпечатаем весь тираж, тогда за всё и рассчитаетесь.

— Семён, ты почему не скажешь о краске, — напомнил вдруг Борис.

— А причём тут Григорий Иванович? Краска — это наша забота, да и где он её возьмёт.

— Почему? Я бы мог помочь, — сказал Серёгин.

— Ну что вы, Григорий Иванович. Эта краска особая, не смывающаяся, редкая. У нас тут есть поставщик-химик, правда, он напуган этими вашими контрибуциями, собственной тени боится. Но мы его попросим, дня через три-четыре изготовит сколько надо, и напечатаем. Кстати, сколько вы заказываете?

— Сколько закажем, Нестор Иванович?

— Я думаю, для начала миллионов сто достаточно.

— Всё, договорились, — взмахнул портфелем Семён. — Через три дня будут краски, и там печатанье займёт с неделю. Дней через десять тираж будет здесь. Оревуар, как говорят французы. Идём, Борис, работа ждёт.

Молодые люди вышли. Махно с Серёгиным переглянулись:

— Ну как? — спросил Серёгин.

— Что-то очень уж они легко на всё соглашаются. Не пойму.

— Заработать хотят, чего тут понимать. Деловые ребята, Смотреть приятно.

Вдруг дверь открылась, заглянул Семён.

— Простите, ради бога, товарищи. Вас можно на два слова, Григорий Иванович. Извините.

Серёгин вышел. Махно занялся своими делами и вскоре забыл о посетителях, сказав Трояну:

— Гавря, отнеси эти деньги туда на пункт выдачи пособий, пусть их приобщат к «керенкам», и пусть не жмутся.

У батьки дел было выше головы, и он не то что совсем забыл о сделке, но сразу постарался не думать о ней. Тут митинги, сводки с фронта, успехи Красной Армии, начавшей теснить Деникина, и вполне заслуженное заявление Белаша на Реввоенсовете:

— Если б не мы, они бы никогда не начали наступать.

Именно на Реввоенсовете Серёгин напомнил командарму: