
Онлайн книга «Одиссея батьки Махно»
— Но пущай рядом будет Нестор Иванович, — крикнули из зала. — Ладно. Буду, — согласился Нестор. — Я отвечаю за связь с Гуляйполем и ревкомом. Прибытию гуляйпольцев особенно радовался военком Богданов: — Вы молодцы, что так скоро откликнулись. Надо надёжно оседлать Кичкасский мост. Мы уже установили пушки, пулемёты. Только, пожалуйста, постарайтесь миром сговориться. На той стороне едва не впритык восемнадцать эшелонов с казаками. Была б им возможность развернуться, они бы нас мигом раздавили. — Постараемся, — хмурился Савелий Махно. — Им, чай, война тоже обрыдла. — Нажимайте на рядовых, они всё поймут, — советовал Нестор. — Ну а с офицерами не церемоньтесь. Перед отправкой на позицию Сава пенял Нестору: — Моё воинство токо на вид страшное. В пулемётных лентах красуются, кинжалами, гранатами увешаны, а начнись бой — разбегутся как тараканы. — А тебе что военком сказал: боя надо избежать. Начнёте драку, они вас мигом в Днепр спихнут. Не столько грозитесь, сколько уговаривайте. Рядовые казаки те же крестьяне, что и вы, у них война тоже в печёнках сидит. Проводив гуляйпольцев на позицию, Нестор явился в ревком и первым делом поинтересовался: — Как у вас тюрьма? — Ты что имеешь в виду? — нахмурился председатель Лепик. — Разгрузили или нет? Вот что я имею. — Нам, брат, не до тюрьмы. С той стороны казаки нависли, от Киева гайдамаки ползут. Военком Богданов мечется, не знает где и кем дыры затыкать. — Ты, товарищ, наверно, не сидел в ней, — разозлился Махно, повышая голос. — А я десять лет гнил. Из них почти два года, вот, в Александровской, в вашей. — Она не моя, — огрызнулся Лепик. — Ах, не твоя, — не успокаивался Нестор. — Значит, моя? Так? Раз я сидел, значит, моя. Да? — Товарищ Махно, — вмешался эсер Миргородский. — Успокойся. Своих товарищей мы сразу оттуда выхватили, там осталась одна шушера да ещё Богданов кой-кого из буржуев нахватал. — Так, давай, товарищ Махно, мы выдадим тебе мандат председателя следственной комиссии, вот и разгружай тюрьму, если сможешь. — Смогу, — сверкнул глазами Махно. — Выписывай мандат. К тюрьме они ехали в пролётке вместе с Миргородским, тот посвящал Махно в обстановку: — В Александровске сейчас власть большевиков и левоэсеровского блока. Центральная Рада шлёт на нас гайдамаков, красногвардейцы дерутся с ними, а тут ещё и казаки. С севера наши идут на Киев под командованием Антонова-Овсеенко. Для Рады это страшней немцев, и Грушевский ведёт с австро-венграми переговоры о союзе. Ему край как хочется оторвать Украину от России, он готов из-за этого вступить в союз с самим чёртом. — А говорят, был революционер, в Сибири ссылку отбывал. — Был. А теперь вот премьер-министр Рады, отъявленный шовинист. В кабинете начальника тюрьмы Савина Миргородский представил Махно: — Вот, Иван Терентьевич, товарищ Махно — председатель следственной комиссии, назначен ревкомом, ему поручено разгрузить тюрьму. — Господи, наконец-то вспомнили о нас, — взмолился Савин. — А то Керенский сажал, Рада сажала, а теперь большевики, а у меня ж тюрьма не резиновая. — В двадцать первой сколько сейчас? — спросил Махно. — Секундочку, — Савин заглянул в бумаги. — Двадцать две души. — Мы там в восьмером сидели, — проворчал Нестор. — Список есть? -— Есть, а как же. Вот, — тюремщик протянул лист. — Простите, как я понял, вы тоже тут сиде... бывали? — Бывал, бывал, — пробормотал Нестор, углубляясь в бумагу. — Как я вижу, тут больше половины ещё Керенским да Радой посажено. Что ж это творится? После октябрьского переворота всюду открывали тюрьмы. А вы? — Но я без приказа властей не волен. Да-с. — В таком случае я волен. Вот мой мандат. — Нестор подал Савину бумагу. Тот внимательно прочёл её, взглянул вопросительно на Миргородского. — Да, да, Иван Терентьевич, товарищу Махно даны полномочия. Я подтверждаю. — Идёмте по камерам, — сказал решительно Махно. Когда подошли к двадцать первой и открыли дверь, Нестор достал бумагу, начал громко выкрикивать: — Васильчук! — Я, — раздался отзыв из глубины камеры. — Выходите с вещами. Заключённый бледный, испуганный появился на выходе с жалким узелком. — Вы свободны, Васильчук, можете идти. И только. — Ой... Господи, — лепетал тот, едва сдерживая слёзы. — Значит, есть правда... Есть... — Есть, есть. Проходи, Васильчук. Алферов? — Я. — Выходи с вещами, ты свободен. — Холявко, с вещами. Да поживей. В удивлении переглядывались Савин с Миргородским. В течение четверти часа Махно выпустил из камеры более половины арестантов. Когда воротились в кабинет, Миргородский наконец вымолвил: — Нестор Иванович, так же нельзя. Эдак через пару дней вы опустошите тюрьму. — Хорошо бы, — серьёзно сказал Махно. — Тогда я смог бы наконец взорвать её к чертям собачьим. — Кха-кхмы, — поперхнулся Савин. — Как же без тюрьмы? Нельзя-с. — Мы б вам другую работу нашли, товарищ. В одной из камер я заметил, или мне показалось, гражданина Михно. — Да. Он у нас. — Пожалуйста, распорядитесь, пусть его приведут сюда. — Но учтите, он посажен, как контра. — Я знаю без вас, кто он есть. Когда Михно вошёл в кабинет начальника тюрьмы, за столом Савина сидел Махно. — Садитесь, гражданин комиссар, — указал на стул Нестор. И когда тот сел, представился ему: — Я — Махно. — Я догадываюсь, — сказал арестант. — Некоторые считают нас почти родственниками. Смешно. Правда? — спросил Нестор, даже не улыбнувшись. — Михно-Махно. Михно пожал плечами и промолчал, понимая, что это не главное. — Ну так вот, гражданин комиссар, в своё время, будучи у власти, вы беспрекословно исполнили мой приказ, а именно освободили из тюрьмы нашего боевого товарища Марию Никифорову. Я отвечаю вам взаимностью. Сейчас вы будете отпущены на свободу, но... с условием. — К-какое условие? — Вот здесь, сейчас, вы при свидетелях дадите честное слово, что не станете никому мстить или служить нашим врагам. Вы, конечно, знаете, кого я имею в виду. Вы не станете хвататься за оружие, когда у вас будут отнимать поместье, а это вот-вот случится, время-то видите какое. У вас, надеюсь, достанет ума смириться с этим. Итак, гражданин Михно, вы согласны выйти на свободу под это честное слово? |