Книга Одиссея батьки Махно, страница 22 – Сергей Мосияш

— Правильно, Аполлон, — поддержал Прийма. — Он и не представляет, каких жертв стоит война.

— Это же смешно, — подал голос Волков. — Село выступит против регулярной армии. Нас попросту сомнут, а село сожгут.

— Вот именно, — подхватил Осип Соловей. — Этого Махно надо было давно шлёпнуть и все дела.

— Шлёпнуть его не так просто, — вздохнул Сахно. — Вокруг него всё время эти черногвардейцы во главе с Лепетченко.

— А гранатой что, нельзя?

— Можно, конечно, но не забывайте — у него в селе колоссальный авторитет, убийцу толпа разорвёт. Попробуй найди желающего.

— Я предлагаю, господа, пока Махно нет, арестовать весь его штаб и расстрелять, — предложил Волох.

— Но он может вызвать своих анархистов с фронта.

— Этих можно попросту в пути разоружить.

— А тогда зачем ждать, когда он их вызовет, если мы сможем отозвать их сами. Окружим, наведём пулемёты.

— Отозвать? Каретников нас не послушает.

— А мы пошлём ему приказ от имени Махно.

— Но для этого надо подделать его подпись.

— Это проще пареной репы, я подделаю, — вызвался Прийма.

Затем встал вопрос, какое подразделение можно использовать в операции по аресту штаба, членов Совета и анархистов-активистов.

— Я думаю, роту Шнайдера, — сказал Волох.

Письмо из Гуляйполя застало Нестора на перроне Цареконстантиновки: «Дорогой Нестор Иванович. В ночь под 16 апреля отряд анархистов ложным распоряжением за твоей подписью был отозван из-под Чаплина и в дороге разоружён. В Гуляйполе все наши товарищи, члены ревкома и Совета арестованы. Сидят в ожидании выдачи их немцам и гайдамакам для казни. Изменой руководят Волох, Волков и Соловей. Неизменно твой Б. Веретельников».

— Саша, — обернулся Махно к Лепетченко, — в Гуляйполе измена. Скачи немедленно в коммуну, пусть снимаются и уходят на Таганрог, я их там найду. Если удастся проникнуть в Гуляйполе, постарайся поднять народ и освободить наших. Пусть немедленно уходят к красному фронту. Предупреди и Саву, моего брата, если немцы придут, ему не поздоровится.

В это время на первый путь прибыл поезд, на подножке вагона первого класса стояла Мария Никифорова в своей неизменной кубанке, в казачьих штанах с лампасами и до блеска начищенных храмовых сапогах. Помахала Махно рукой:

— С революционным приветом, товарищ Нестор.

Поезд ещё двигался, когда она соскочила с подножки и направилась к Махно, придерживая левой рукой рукоять сабли. Справа в деревянной кобуре болтался маузер.

— В чём дело, Нестор? Чем огорчён?

— Вот, прочитай, — подал письмо Махно.

Мария быстро пробежала глазами текст, зло прищурилась.

— Повесим всех троих. Надо освобождать товарищей.

— С кем? С твоей братвой?

— Почему? Привлечём ещё кого-нибудь. Идём на телеграф.

Войдя к телеграфисту, сразу побледневшему при виде грозной Марии, Никифорова скомандовала:

— Найди мне Полупанова.

— А где он?

— Где-то под Мариуполем.

Телеграфист застучал ключом. Никифорова вытащила серебряный портсигар, щёлкнула замком, открывая его.

— Закуривай, Нестор Иванович.

— Да я... — заколебался расстроенный Махно.

— Закуривай, закуривай. Какой же ты мужик?

Задымили вдвоём. Телеграфист минут через десять сообщил:

— Есть Полупанов.

— Стучи, — сказала Мария. — Это Никифорова. Чем ты занят, товарищ Полупанов?

— Добиваю белогвардейских инвалидов. А что?

— В Гуляйполе у Махно измена, офицерня захватила анархистов и советчиков и собирается казнить их. Надо выручать товарищей.

— А где сам Нестор?

— Нестор рядом. Он в отчаянье.

— Мария, вот как прикончу белых, так...

— Слушай, Полупанов, за это время там прикончат наших товарищей. Ты соображаешь?

— Там где -то на вашей станции Петренко с отрядом, объединяйся с ним.

— Да, да, — сообщил телеграфист, закончив чтение с ленты телеграммы. — Петренко здесь, его поезд на запасном пути.

— Идём, Нестор.

Они действительно нашли на запасном пути состав отряда Петренко. Бойцы, разложив между путями костры, варили пищу. Марию узнавали, приветствовали почти ласково:

— Привет, Маруся.

Такое приветствие ей не очень нравилось, хотя и кивала в ответ головой. Но на «Привет, товарищ Мария», отвечала с удовольствием.

У штабного вагона часовой было потребовал:

— Сдайте оружие.

Никифорова неожиданно потрепала его по щеке, молвила почти по-матерински:

— Отдыхай, сынок, — и, взявшись за поручень, взлетела на ступеньки и мгновенно исчезла за дверью.

«Сынок» так был обескуражен, что с Махно ничего не стал требовать, пропустил с маузером на боку. Уже на ступенях Нестор, обернувшись, утешил молодого воина:

— Начальство не положено обезоруживать, браток. Так-то.

Петренко — полного георгиевского кавалера — не надо было уговаривать, узнав о случившееся, он тут же заявил:

— Сейчас, пока мои ужинают, велю паровоз развернуть на пологовское направление. Надо проучить сволочей.

— Я тоже займусь этим. А ты, Нестор, ступай пока на станцию, может, что новое будет в обстановке.

После полуночи Нестора отыскал новый связной:

— Нестор Иванович, вам письмо.

— От кого?

— От Веретельникова.

Разрывая пакет, Нестор не удержался, спросил связного:

— Плохо?

Тот только поморщился, кивнул на пакет: читайте, мол, сами.

«Дорогой друг Нестор Иванович, подлые руководители измены чего-то испугались и освободили меня и Горева с условием, чтоб мы не выезжали с Гуляйполя. Мы воспользовались случаем и устроили митинг в ротах с участием стариков. Крестьяне потребовали от изменников освободить всех арестованных и в первую очередь анархистов. Немцы приближаются к Гуляйполю. Наши товарищи скрываются группами. Крестьяне и рабочие спешно прячут оружие, патроны.

Я думаю задержаться до последней минуты в Гуляйполе. Хочу убить Льва Шнайдера. Он во время ареста наших товарищей заскочил с гайдамаками в бюро, порвал знамёна, сорвал и потоптал портреты Кропоткина, Бакунина и Саши Семенюты. Смотри не попади в лапы немцев, лучше воздержись от приезда в Гуляйполе. Теперь ты не поправишь здесь дела: немцы заняли Орехов, через два-три часа будут в Гуляйполе. Мы тебя найдём. Будь осторожен.