
Онлайн книга «Выбор офицера»
![]() Что я помню наиболее близкое к теме? Есенин, «Письмо к женщине»… Пожалуй, нет — слишком много заменять про советскую сторону, да и про мир, направленный в гущу бурь и вьюг. Не поймут, а поймут — не одобрят. Что же — остается начало лермонтовского Валерика, как там: «Я к Вам пишу, случайно право, не знаю, как и для чего…», ну, поехали… Закончил, что интересно, одним из последних. Видимо, крепкие здесь рифмоплеты. Порадовало то, что вечером у моего сеновала остановилась закрытая карета, и в ней приятный баритон продекламировал: «Я к Вам пишу, случайно право, не знаю, как и для чего…». По окончании послышались характерные скрипы и ахи. Оборотистые здесь экзаменаторы, внушает. Результаты этого экзамена объявили только через два дня. Видимо, споры военных искусствоведов были жаркие. К дальнейшим испытаниям допустили ровно сто человек, меня в их числе. Дезире ходил гоголем, сияя как золотой экю — он тоже попал в заветную сотню. На этом моя вольная жизнь заканчивалась как минимум на две недели. Это время Планше проведет в городе. Если в течение четырнадцати дней я не выйду из замка, он садится на лошадь и едет в Безье с радостной вестью, что они меня теперь два с половиной года точно не увидят. Если выйду — мы едем вместе. Осталось освободиться от имущества. Лошадь в конюшню, там есть кому о ней позаботиться. Вещи — в кладовку, оружие — в оружейку. Все, готов служить. Сто человек разбили на четыре взвода по двадцать пять кандидатов. Через две недели останется только один взвод — он же курс набора 1617 года. Живем в палатках по пять человек — нечего абитуриентам поганить общаги избранных. Но уже непосредственно на территории замка Клиссон. Замок построен на высоком крутом берегу реки. Две линии мощных крепостных стен когда-то были окружены глубоким рвом, от которого сейчас не осталось и следа. В крепостных башнях расположены хозяйственные помещения. В пятиэтажном надвратном донжоне и состоящем из двух башен пятиэтажном внутреннем донжоне оборудованы учебные залы и административные помещения. Два верхних этажа надвратного донжона выделены под жилые апартаменты начальника школы. Офицеры-преподаватели и обслуживающий персонал проживают в городе. Отдельно внутри замка построено общежитие курсантов, снаружи выстроены конюшни и казармы для роты охраны. Преподаватели, охрана, обслуживающий персонал — все мужчины. С первого дня двухнедельных тестов у нас начался курс молодого бойца во всем его великолепии, включая мытье полов, наряды на кухне и подъем на время. Только что окурки не хоронили — нет здесь табака. Как ни странно, ни одна графская морда грязной работы не чуралась. Видимо, понятие о воинской службе у молодых дворян было правильным. А вот нагрузки выдерживали не все. Все-таки одно дело на лошади скакать, к этому здесь народ привычный, а вот кросс по пересеченной местности — это не по паркету шаркать. Здесь и навык, и терпилка нужны, командиры задавали темп, который только на зубах выдержать можно. И вот на этом высокородные посыпались. Негде им было эту злость воспитывать, когда через немогу бежать надо. В этом плане у меня преимущество — меня то жизнь била по-всякому, мне не впервой. Правда, где не хватало злости, спасал гонор. Отстать, а уж тем более безнадежно отстать, признать себя слабее других?! Нет, такого дворянин не мог себе даже представить. Вот и рвались вперед кандидаты из последних сил, так что после кросса многих буквально рвало, но никто ни разу их за это не упрекнул. Грязные, в порванной от многочисленных падений одежде, эти титулованные мальчишки упрямо стремились вперед. Что же, люди с сильным характером всегда являются надежной опорой своей страны, ее движущей силой. Наверное, это и является одной из целей направления в Клиссон молодых дворян. Даже не поступив, они получают серьезный урок победы над собой. А совместное преодоление таких преград поневоле протягивает между ними нити взаимной приязни, не зависящие от положения в обществе, которые в будущем могут перерасти и в крепкую мужскую дружбу, и в надежные деловые и политические партнерства. Однако, никто не пытался помочь отставшему товарищу. Из вялых разговоров в перерывах я с удивлением понял, что дело здесь было вовсе не в конкуренции. Просто так не было принято. Каждый должен выполнять свои обязанности. А что в это время с товарищем — пусть командир смотрит. Как я узнал впоследствии, это приводило в реальных сражениях к чрезмерной зависимости армейских подразделений от командира, гибель и даже серьезное ранение которого слишком часто означало гибель его подчиненных. Вторая проблема — сдержать себя при ругани командиров. Ругаться здесь умеют — до костей пробирает. Могут и отца с матерью всячески вспомнить, и по фамильной истории пройтись, а сорвался — пожалуйста домой. Ибо офицер, не умеющий себя контролировать в конфликтной ситуации, опасен для армии. Причем я точно знал, что в других училищах такого прессинга нет. Кого же готовят в Клиссоне? Очень интересно происходил отсев на занятиях по фехтованию. Вот фехтует человек уверенно, имеет явное преимущество перед другими, а отсеивают именно его. Заинтересовался, присмотрелся внимательно и заметил, что отсеивали по тому же принципу — неумение контролировать эмоции. Человек мог побеждать за счет лучших навыков, но если при этом в ходе поединка он терял голову или впадал в неуправляемую ярость — все, он признавался негодным для обучения. Отдельно проверяли память, короткую и длинную. Например, перед кроссом зачитывали текст и просили поступающего повторить. А после кросса просили повторить еще раз. Проверяли зрительную память и координацию, вестибулярный аппарат и умение мыслить при физических нагрузках. Мне запомнился интересный тест — бегут абитуриенты кросс, рядом с каждым — преподаватель, который заставляет решать набегу математические задачи, которые постепенно усложняются. Результаты, видимо, оценивались комплексно, потому что самый большой отсев произошел в последний день — отчислили пятьдесят шесть человек, в том числе и Дезире. Я остался учиться. Подошел к Дезире, ожидая увидеть расстроенного человека, упустившего золотую птицу. Однако его физиономия светилась от счастья. — Шевалье, позвольте выразить Вам свое сочувствие — отсеяться в последний день, наверное, безумно обидно. — Что Вы, барон, меня же теперь без вопросов возьмут в любое военное училище! Отсеявшиеся в последний день в Клиссоне — это элита армии, для меня теперь все двери открыты. По секрету скажу, что это я Вам сочувствую, ведь если таким было поступление, то какова будет учеба? Нет, я не просто доволен случившимся — я счастлив! А Вам, де Безье, я искренне желаю удачи в Академии. Как я понял из разговоров, здесь она Вам еще как понадобится. Вот на этой оптимистической ноте мы и расстались. М-да, в чем-то он, конечно, прав… Письмо, которого Жан не читал. |