Онлайн книга «Иди куда хочешь»
|
Руки привычно сжимают знакомое оружие. — Стреляй! — В воздух взлетает гнилой сучок, чтобы разлететься в мелкую труху. — Вон тот лист на ветке капитхи, — палец идола безошибочно указывает цель. — Сбей. Пока будет падать — три стрелы. Свист. Клочья. — Хорошо. Говорят, ты также любишь стрелять на звук? — Это правда, Учитель. Конечно, я еще далек от совершенства, но… Ненавидящие глаза царевича. Ясное дело, Арджуна терпеть тебя не… Стой! Ведь перед царевичем — не ты! Он видит перед собой нишадца! За что же он ненавидит ЕГО?! «Грязный нишадец!..» Видит — не видит — ненавидит… Кошмар длится целую вечность, ты хочешь проснуться, ты очень хочешь проснуться, но это выше твоих сил. Мара, Князь-Морок, ну ты-то за что мучаешь меня?! — Вижу также, — скрипит идол, — что ты воздвиг здесь мое изображение. Или я ошибаюсь? — Нет, Учитель! То есть да… то есть воздвиг! И воздаю ему все положенные почести… — Следовательно, ты считаешь меня своим Гуру? Мертвый голос. Мертвое лицо. — Да, Учитель. Если только это не оскорбляет тебя… — Не оскорбляет. Вижу, мой урок пошел тебе на пользу. Что ж, ученик, твое обучение закончено. Готов ли ты расплатиться со своим Гуру за науку? — Разумеется, Учитель! Требуй — я отдам гебе все, что ты пожелаешь! Взгляд Экалавьи просто лучится радостью, и боль пронизывает тебя до костей. Боль надвигающейся утраты. — Отдай мне большой палец твоей правой руки. Это и будет платой за обучение. Что?! Быть не может! «Может, — скрипуче смеется греза. — Во сне все быть может, да и наяву случается…» — Желание Учителя — закон для ученика. Перед лицом вновь мелькает дверь хижины. Руки ныряют в ворох шкур. Нож. Дверной проем, подсвеченный лучами солнца. Редеет туман, искажаются, оплывают в кривом зеркале лица Наставника Дроны и царевича — солнечные зайчики пляшут на щеках, и на лбу, и на скулах. Зайчики, спрыгнувшие с лезвия ножа. — Не надо!!! Твой вопль и крик беловолосого сына Громовержца сливаются воедино. Хруст рассекаемой плоти. Экалавья чудом исхитряется подхватить падающий обрубок и, встав на колени перед Дроной, почтительно протягивает ему то, что еще недавно составляло с горцем одно целое. — Благодарю тебя, Учитель. Прими от меня эту скромную плату. Из рассеченной мякоти на краю ладони, превратившейся в узкую лапу ящерицы, обильно течет алая кровь, заливая бок и бедро нишадца, а горец все продолжает стоять на коленях, протягивая Дроне отрубленный палец. Это сон, сон, это только сон! Ослепните, мои глаза! Я хочу проснуться! Сейчас! Немедленно! В ушах нарастает отдаленный комариный звон. Кругом все плывет, и ты ощущаешь, как твердеет твоя татуированная кожа, застывая на тебе хитиновым панцирем жука, вросшими в тело латами, несокрушимой броней, доспехами бога! Проснуться! Немедленно! Но сон длится. Дрона протягивает руку и берет отрубленный палец. — Я принимаю плату. Твое обучение закончено. Брахман-из-Ларца поворачивается и походкой ворона ковыляет прочь. Царевич же задерживается, прирос к месту, смотрит на искалеченного горца. — Экалавья… — выдавливает наконец Арджуна. Нишадец поднимает взгляд от четырехпалой руки на юного полубога. Спокойно, без злобы и гнева. — Я… я не хотел… так. Я не знал… Прости меня! — Арджуна неуклюже кланяется и бегом бросается вдогонку за уходящим Дроной. Нишадец долго смотрит им вслед, потом переводит взгляд на лежащий у его ног лук и колчан со стрелами. Жуткая, похожая на звериный оскал усмешка — и в следующее мгновение здоровая рука горца устремляется к луку. Тетива остервенело визжит, натягиваясь, рука-коготь указательным и средним пальцами вцепляется в бамбуковое веретено с обточенными коленами, сминая оперение, и две стрелы, одна за другой, уже рвутся в полет. Вторая сбивает первую у самой цели, как скопа-курара бьет верткую казарку, не дав вонзиться в лицо деревянного идола. Ты видишь это. * * * Невероятным усилием Карне все же удается вырваться из вязкой глубины кошмара, и со звериным рычанием он выныривает на поверхность яви. Но что это?! Мара длится?! Плетеная дверь хижины распахнута настежь. Экалавьи рядом нет, и, самое главное, никуда не исчез знакомый звон в ушах, а тело… тело тверже гранита, и кровь гулко бьется в естественные латы изнутри, словно пытаясь вырваться на волю. Что происходит?! Очертания предметов странно размазываются, когда Карна делает шаг к двери, он даже не успевает заметить, как оказывается снаружи. Экалавья поднимает взгляд и застывает, восхищенно моргая заслезившимися глазами: к нему идет божество! Сверкающий гигант, на которого больно смотреть. От сына возницы исходит алое сияние, окутывая его мерцающим плащом поверх алмазного панциря, и кажется в тот миг нишадцу: ничто в Трехмирье не в силах сокрушить бешеного витязя! Вот сейчас, сейчас мститель бросится вслед за Наставником Дроной и беловолосым Арджуной, догонит, разорвет на части голыми руками — в отмщение за его, Экалавьи, отрубленный палец. — Не надо, Карна! Пощади их! — шепчет горец, молитвенно складывая ладони передо лбом, и шепот его громовыми раскатами отзывается в воспаленном мозгу Карны. Сутин сын останавливается. Кровавая пелена перед глазами мало-помалу редеет, мара превращается в деревья, вчерашнее кострище, кусты олеандра на краю поляны… и отступает комариный звон в ушах, забивается в нору под сводами черепа, чтобы вернуться в другой раз. Со стороны Экалавья видит: исподволь гаснет ореол вокруг Карны, тускнеет и истончается, нитями татуировки втягиваясь в кожу, чудесный доспех, и неохотно унимается биение багрового пламени в серьгах друга. — Покажи руку! — хрипло выдыхает Карна. — Покажи! — Не надо… — Так это был не сон?! Пишач сожри твою правильность, нишадец! Ведь ты же всю жизнь мечтал… Думаешь, ты всего лишь палец отрезал?! Ты мечту свою, веру свою — ножом! Надо было плюнуть в глаза этому… — Ты заблуждаешься, друг мой, — тихо звенит металл в голосе нишадца, и сын возницы осекается. — Я не резал свою мечту ножом. Я лишь исполнил волю Учителя. Да, в какой-то момент я, подобно тебе, едва не поддался гневу и возмущению, но вовремя понял, что Учитель прав. К тому же он ошибся. |