
Онлайн книга «Екатеринбург Восемнадцатый»
— Да, — сказал я, не отрываясь от окна. — Государь. Признал он за благо!.. — Я вот чего боюсь, Лексеич, — тоже подошел к окну сотник Томлин. — Поставят его к стенке, если уже не поставили. Он, конечно, признал за благо, как ты говоришь. Но надо было гнать его к родственничкам за границу, как Селезня с Заячьей горы. Вон она, Заячья гора, вон тот бугор видишь? Он по ту сторону реки. Говорят, ермаковские казаки к ней причалили и казака Селезня послали посмотреть округу. А он присмирел на теплом-то бугре, на редком осеннем солнышке, едва его оттуда в лодку загнали. Здесь, говорит, останусь! А казаки отвлекающий маневр делали, Кучума в заблуждение вводили. Атаманом у них был Бутак. Тут они и перезимовали! — Да, Паша Хохряков зачем-то был отправлен в Тобольск. И до сих пор не вернулся. То ли поставить его к стенке был отправлен, то ли, наоборот, от стенки его отвести! — сказал я. — Кто таков? Почему не знаю? — артистически вскинулся сотник Томлин. — Местный палач! — сказал я. — Тогда отправлен поставить к стенке! — сказал сотник Томлин и вдруг сменил разговор. — А пойдем, Лексеич, рыбу удить. Дождичек — так себе, не промочит. А клев должен быть хороший. Пескаришек на обед натаскаем! — и вспомнил Персию. — Помнишь, казаки как-то свежей рыбы притащили? Мы все объелись — вкуснейшая рыба! Пояса распустили — так объелись. А она, оказывается, трупами питалась. В прошлом рейде побили народишку, он в речке и полеживал! Помнишь? — Да, и огласились персидские окрестности скорбным многоголосием исторжения казачьими желудками сего деликатеса! — покивал я. — Было дело! — сказал сотник Томлин. Меня же вдруг какая-то странная тревожная сила потянула тотчас убраться из Бутаковки. Я подумал про дом. И, совсем не зная, что и как там, я решил пробираться домой. Я сказал об этом сотнику Томлину. — Да перестань, Лексеич, какая тревога! Тревога по всей стране нынче, как моя бражка по чуланке, разлита, хотя моя бражка накрепко закупорена и ждет нас к обеду! — отмахнулся от меня сотник Томлин. Мы вышли со двора. С угла улочки затарахтела телега. Мы оглянулись. На нашу улочку выворачивал плотно забитый каким-то мужичьем тарантас. Завидев нас, мужичье замахало руками, а один соскочил с запятков и побежал вровень с лошадью. — Туть! — сказал обычное свое слово, когда удивлялся, сотник Томлин. — Это же дрянь-человчишко! — Григорий Севастьянович, они за мной! — сказал я. — Едрическая сила! — только и сказал сотник Томлин. — Может быть, мне твоим огородом уйти в лес? — спросил я. — Не успеешь. Ждем здесь. Может, обойдется! — сказал сотник Томлин. Тарантас подкатил к нам. С него соскочили трое — мужик постарше и двое молодых, мордастых и туповатых. — Такая-то мать, стой! Кто Томлин? — закричал мужик постарше. — Да вот он! — показал на сотника Томлина дрянь-человечишко. — Где у тебя контра прячется? — снова закричал мужик постарше. — А почто с матом? — спросил сотник Томлин. — Не придуряйся! Где твоя контра? Я начальник волостной милиции. Это мои милиционеры! — показал он на туповатых парней. — А это, — мужик показал на оставшегося в тарантасе надутого и в кожаном пиджаке некого субъекта, по виду из каких-нибудь артельных. — А это комиссар из Екатеринбурга! Давай сюда свою контру! — А это кто? — показал на дрянь-человечишку сотник Томлин. — Хы! Шутишь, что ли, Григорий Севастьянович! Я это! — осклабился дрянь-человечишко. — Я это. Вчера мы у тебя пили! А сейчас я привел милицию. Для порядку. Тебя я люблю и уважаю. А вот он, гостенек твой, может, жандарм. Что он все молчит и смотрит? — Еще раз объявишься у меня в окрестностях — зарублю! — сказал сотник Томлин. — А вот за это не только в местную чижовку, а и в чрезвычайку в город упечь можно! И так-то бывший казачий офицер, да еще советскому сочувствующему угрожаешь! — заругался начальник милиции. — Ну, где твоя контра? Этот? — показал он на меня. — Это… — хотел что-то сказать сотник Томлин. Но начальник милиции шагнул ко мне. — А ну, документы! По какую холеру приехал? Жандарм? Сознавайся! — закричал он, расстегивая кобуру. — Извольте! — улыбнулся я краешком губ и со всей силы ткнул его стволом «Штайера» в живот, и пока он, перегнутый, напрасно хватал распяленным ртом воздух, я наставил пистолет на комиссара. — А ну вон отсюда, иначе я стреляю без предупреждения! — закричал я, а потом упер пистолет в начальника милиции. — Считаю до двух и дырявлю ему башку! Раз! Туповатые парни, то есть милиционеры, оказались не столь уж туповатыми. Сильным порывом они оказались в тарантасе, в порыве замяв комиссара. — Два! — прокричал я. — Ты это, ты того! — закричали парни, то есть милиционеры, круто выворачивая тарантас. — А я! — взвыл и кинулся в тарантас дрянь-человечишко. — Зарублю сволочь! — крикнул ему вдогонку сотник Томлин. Парни взяли лошадь в галоп. Тарантас еще полностью не выворотился и через несколько лошадиных скачков завалился, увлекая за собой и лошадь. — Едрическая сила! Хоть бы лошадь пожалели! Крестьяне и есть крестьяне! — заругался сотник Томлин. Побитые так называемые крестьяне кое-как выправили тарантас и лошадь, собрались было уехать, но от них к нам пошел, сильно припадая на ушибленную ногу, комиссар. Не доходя сажен двадцати, остановился. — Вы ответите по всему революционному закону! Вы что думаете, что это вам сойдет с рук? Мы вернемся и выкорчуем все ваше гнездовье! Отпустите начальника милиции! — с прибалтийским выговором закричал он. — При твоих сатрапах мы и тебя не отпустим! — засмеялся сотник Томлин. Я снова велел им убраться. — Ваш начальник побудет у нас! Сами понимаете для чего! — сказал я. — Мы перекроем все дороги. Вам не уйти от ответственности! Лучше сдайтесь! — сказал комиссар. — Скажи ему, чтобы убирался подобру-поздорову! — ткнул я стволом пистолета начальника милиции. — Айдате, айдате, товарищ! Ведь убьют меня! Айдате поезжайте! — замахал начальник милиции комиссару убраться. — Товарищ! Мы вынуждены уехать. Но мы вас освободим! — сказал комиссар. — Фамилии нет толку запомнить. А освобождать собрался! — едва не в слезах сказал начальник милиции. — Держитесь, товарищ! Они не посмеют! — напутствовал его комиссар. — Да уж ты все знаешь. Давай местами-то поменяемся! — крикнул начальник милиции. — Я вернусь с подмогой. А вы всеми силами сопротивляйтесь. Далеко они не уйдут! Все станции в окрестности мы предупредим! Всю милицию мы поставим на ноги! Держитесь! — пропустил комиссар предложение начальника милиции мимо. |