Онлайн книга «Одиссей, сын Лаэрта. Человек космоса»
|
Зачем, если он прав? — это не война. %%% А ночью случился дождь. Слепой. Да знаю, без вас знаю: это он днем слепой. Когда капли и солнце с ясного неба. А ночью? Когда капли — и звезды: влажные, страстные?! Месяц на боку?! — Вот я и говорю: слепой. Нечего придираться. Лежу я в шатре. Слепой. Темнотища, ни звезд, ни месяца, один шелест по ткани, только я все равно их вижу: всех. Вместе. И отдельно: зеленую, яркую, над Идой. У меня на Итаке ее сестричка болталась, за утесы падала. Помню. Помню... Помню, медной вас наковальней! Вру я, если честно. Забываю. Сжался мой Номос в горошину: хоть внутри, хоть снаружи. Было море без берегов, стала вода в котелке. Был целый мир в медном панцире, стал крутой кипяток. Лежит великое войско в Троаде — слепое. При красном солнышке, при желтом месяце. Валяется лепешкой в пыли дорожной, а его (ее?!) с краев подгрызают. Изо дня в день. Кому не лень, да не лень-то много кому. Народу валом: с востока подойдут, с запада, с юга-севера — а лепешка одна. Что бедной-обгры-зенной делать? Как спасаться?! Не иначе, самой зубы отрастить. Я представил себе эту красоту: ужаснулся. Скачет в пыли чудо-лепешка — грязь броневой коростой налипла, не подступишься, пасть клацает, слюна течет... Люди врассыпную. А лепешка за ними: к-куда?! загрызу! Вот и лежи, думай: как из толпы героев зубастую лепешку сделать? С чего начать? С кого?! Лежу. Думаю. — ...Стой! — снаружи. Задушенно так, чтоб лагерь не всполошить. — Стой, кому говорю! Клеад, держи заразу! И шипящим всхлипом: — Моя не зараз! Моя не держи! — Твоя?! Клеад, веревку! — Моя к хитромудрыя Диссей! В-ва!.. Не бить моя в ухо!.. Привстал я на локте: — Что у вас там?! ТРОАДА.
Ахейский лагерь, угол площади для народных собраний, Одиссеев шатер (Стихомифия) [22] — Моя бить больно-больно! За что?! — Клеад, заткни ему рот! Плавает огонек: ломтик света в малой лампадке. У входа, скрученный дозорными свинопасами в три погибели, стоит на коленях юркий человечек. Волчья шкура вместо плаща, шлем из грубой кожи, с длинными, ниже плеч, наушниками. От человечка кисло воняет конюшней. — Говорить будешь тихо. Понял? И только когда тебя спрашивают. — Да-да-да! Моя тихо-тихо! Моя только-только! — Кто ты? Убийца? Зачем крадешься ночью?! — Да-да-да! Моя — добрый убийца! Добрый-добрый! — Тебя подослали убить меня? — Нет-нет-нет! Моя — убийца не твой!. Чужой! — Дальше! — Моя — фракийца-лазутчик! Да-да-да! К хитромудрыя Диссей от лучший друзья хитромудрыя Диссей! — Дальше! — Дальше с глаз на глаз... надо-надо с глаз на глаз! — Клеад? — Да, мой басилей? Заткнуть поганцу рот? — Нет. Оставь нас. — Мой басилей... — Ты полагаешь, сын Лаэрта нуждается в няньке? В шатре — двое. Слышно, как недовольный Клеад снаружи распекает стражу: чтоб мышь! — и вообще... Человечек шустро ползет к ложу; замирает на середине пути, вжав затылок в плечи. Сдергивает шлем. Его лицо раскрашено полосами: охра и грязь. Голова брита наголо, лишь густой чуб падает на ухо. Вонь конюшни становится гуще. — Говори. — Хитромудрыя Диссей любить золото? — У тебя есть золото? — Быть золото. Мешок. Теперь золото быть у злой-злой гадюка Клеад... — Эй, Клеад! Понятливый свинопас мигом возвращается. Матерый пират, в прошлом гроза трех побережий, в руке он держит увесистый мешочек. На виду. Брякает, потряхивая, добычей. — Вот, мой басилей! Только что сыскали, за шатром. Выронил, должно быть, скотина вонючая... — Сам скотин! Сам-сам вонючая! Да-да-да! — Оставь нас, Клеад. А ты продолжай. — Хитромудрыя Диссей любить жизнь? — Любить. А еще, больше золота и жизни, хитромудрыя Диссей любить мучить болтливых лазутчиков. Мучить да-да-да? — Нет-нет-нет! Лазутчик — язык друзья! Нет-нет-нет мучить язык друзья! Лазутчик — жизнь и золото! — Чего ты хочешь? — Фракийца-убийца — бояться великий боги, дружить великий Троя! Хитромудрыя Диссей бояться великий боги? — Бояться. Очень. Дальше! — Хитромудрыя Диссей дружить великий Троя? Он дружить — золото! Он дружить — жизнь! 100 — Против кого дружить станем? — Великий Троя бояться страшный Не-Ел-Сиська! Хитромудрыя Диссей в оба глаз смотреть: где Не-Ел-Сиська? Шептать моя, моя шептать великий Троя! — Ты шутишь? — Нет-нет-нет! Друзья говорить: Хитромудрыя Диссей сказать да-да-да! Большой голова, все понимать! Жить хотеть очень да-да-да! Одиссей встает. Человечек утыкается раскрашенным лицом в ковер. Так они и остаются в темном, ночном Номосе: один стоит, головой под рукотворное небо шатра, другой юлит на четвереньках, пряча взгляд. Червь у ног божества. Моля о предательстве. %%% ...Отращивать зубы лепешка должна начинать с себя. Со своего краешка. Выдавливать героя по капле — с себя. Брать Трою — с себя самого. Скучно. Холодно. Спокойно. Что сделал бы на моем месте Геракл, предложи ему грязный фракиец измену? Разгневался бы; придушил мерзавца. Назавтра бы даже не вспомнил. Это по геройски. Значит, гневаться не станем; не станем и душить. Пузырь в кипятке, я медленно плыву вокруг другого пузыря: жалкого, ждущего лишь мига, чтобы лопнуть. Троянцам позарез надо знать заранее: на каком участке боя возникнет неуязвимый малыш Лигерон? Похоже, они это знают и без меня. Потому что: позарез. В прямом смысле. Но лишний наушник не помешает. За это от съеденной лепешки в конце оставят две-три крошки: черстветь до старости. В награду. ...Начинать воевать по-человечески — с себя. Подло. Грязно. Белые крылья победы с изнанки воняют конюшней. Это хорошо, что лазутчик омерзителен, — так будет легче. Так будет: сразу. И никаких белых крыльев. Согласиться?! Взять золото?! И начать снабжать «великий Троя» ложными сведениями... День, два, может, неделя — и обман раскроется. |