Онлайн книга «Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель»
|
Эхион выставил перед собой ладонь. «Зачем?» – хотел спросить Кефал, но вместо этого ударил. И завопил от боли в костяшках пальцев, ссаженных до крови. Словно он бил не по ладони, а по твердой кости. Эхион пожал плечами: – Говорю ж, зуб я. Откуда у зуба хвост? 4
– Я его не знаю, – сказал Персей. – Чего он хочет? – Два города, – ответил Анаксагор, ванакт Аргоса. – Зачем ему два города? – Себе и брату. – У него есть брат? – Есть. Мне доносят, что вся деловая сметка досталась старшему. Младшему не хватило. Вот старший и заботится. Если удачный город, правитель может быть дураком. – Похвальные чувства. В наше время братья норовят отгрызть у тебя яйца… – Я ему отказал. И в первый раз, и сейчас. – Он уже приходил к тебе? – Да. – Что он хотел? – Город. – Один? – Тогда – один. Теперь хочет два. Они сидели в ваннах – Тиринф и Аргос, герой и политик. Ванны, медную и терракотовую, разделяла решетка: лозы, гроздья, плющ. Иной усмотрел бы в этом намек, но Анаксагор, троюродный брат Персея, любил красивые вещи. Воды в ваннах не было. Мужчины лоснились от пота – каменный очаг раскалили заранее. Когда дым вышел, отверстие в своде потолка закупорили рабы, спустив крышку на бронзовых цепях. Сплетники злословили, что аргосский правитель изнежен, как феак [54] – моется каждый день, и даже теплой водой. Но сплетничали шепотом – правитель был мстителен, как Аполлон. – Как его зовут? – Меламп, сын Амифаона. – И он берется излечить целую ватагу менад? – Тех, кто выживет после лечения. – Разумная оговорка. Так и я возьмусь лечить. Правда, вряд ли кто выживет. – Вот и я усомнился. – Сколько живых он обещал тебе? Двоих? Пятерых? – Две трети от ватаги. – Это совсем другой разговор. – Уверен, он врет. – Меламп… Он из Фессалии? – Да. Сейчас живет в Пилосе. Врачует и прорицает. – Почему ты не послал гонца ко мне в Тиринф? В Аргосе – эпидемия безумств, а ты молчишь… – Истребить их никогда не поздно. Во всяком случае, так я думал раньше. Бывало, что женщины возвращались. Я надеялся… – Кто-то из твоей семьи? – Дочери. Все трое. – Меламп… Это он похоронил змею? – Да. Дети забили гадюку камнями. Меламп похоронил змею под алтарем Реи, Матери Богов, и выкормил сирот-змеенышей. В благодарность те облизали ему уши. Теперь Меламп понимает язык зверей и птиц. – Больше они ему ничего не облизали? Анаксагор смеялся долго, со вкусом. Когда банщик вылил ему на голову шайку холодной воды, ванакт простонал: «Еще!». На теле Персея не дрогнул ни один мускул – с равным успехом водой могли окатить статую. Банщик стал натирать Анаксагора душистой пастой. Помощник банщика трудился над Убийцей Горгоны, вместо пасты взяв мыло из золы и козьего жира. Здесь знали, что Персей не терпит благовоний. – Где бродят вакханки? – Северней, в горах. Они заняли перевалы, включая Трет. Буйствуют, нападают на путников. К ним прибиваются сатиры и кентавры. Дороги стали опасны, Персей. Телеги не идут мимо Немеи; пешие боятся обогнуть подножие Апесанта. – Апесант? Вернувшись с запада, я принес там жертву моему отцу. – Сейчас там восхваляют Косматого. Микены, где сидит твой сын, уже страдают от недостатка продовольствия. Скоро начнется голод. – И ты отказал Мелампу? – Убей вакханок, и нам не придется дарить земли чужаку. – Там твои дочери. – Я уже похоронил их в сердце моем. Банщик с помощником взялись за скребницы. Мужчины в ваннах молчали. Ни слова не было сказано, пока их терли мочалками из стружек, обливали водой и умащали елеем. Лишь в соседней комнате, глядя, как банщик надевает на господина хитон, Персей произнес: – Мы давно знакомы, Анаксагор. Ты – сын моего дяди. – Да, – кивнул Анаксагор. – Моего лучшего друга, если у такого, как я, могут быть друзья. У меня нет причин не доверять тебе. Если бы когда-нибудь… – Знаю. Ты бы взял Аргос штурмом, а меня зарезал бы на пороге моего дома. – Я уже брал Аргос штурмом. – Я всегда помню об этом. И люблю тебя, как брата. Можно, я задам тебе вопрос? – Спрашивай. – Ты уверен, что Косматый – не бог? – Да. Однажды боги клялись Стиксом никогда не вмешиваться в мою жизнь. Он –вмешивается. Значит, он не бог. – Тогда почему Олимп не покарает Косматого? Персей ответил не сразу. – Ты не допускаешь, – наконец сказал сын Зевса, – что ему Олимп дал такую же клятву? 5
Анаксагор блаженно потянулся. Против ожидания, ничего не хрустнуло – тело, распаренное в бане, сделалось мягче пуха. Взгляд ванакта прогулялся по двору – с ленцой, как сытый зверь – и словно наткнулся на препятствие. Анаксагор скривился. Казалось, он раскусил зеленую оливку с ветки. – Это Меламп. Легок на помине… – Почему он сопровождает моего внука? – Не знаю. Персей махнул рукой спарту. Выслушав доклад, кивнул. – Я хочу знать, что он предлагает. – Я уже говорил… – От него. Лично. – Пустая трата времени, – вздохнул Анаксагор. – Лекарь против Косматого? Пусть даже лекарь – провидец, а Косматый – не бог. Ладно, если ты так желаешь… Повинуясь его жесту, рабы установили три ложа и столик. Сюда же принесли чаши, кратер с заранее разбавленным вином – и кувшин елового пива. Пиво, напиток бедняков, Убийца Горгоны с недавних пор предпочитал вину. Зная его вкусы, дворцовые пивовары всегда держали наготове пифос-другой, куда добавляли меда для сладости и чуть-чуть плюща. Эхион увел молодежь, а темнобородый целитель с достоинством взошел под сень портика. – Ты намерен излечить вакханок? – без обиняков спросил Персей. – Да. – Как? – Твоим способом. – Рискуешь, фессалиец. Я не расположен к шуткам. – Ты гоняешься за вакханками по горам. Я поступлю так же. |