Онлайн книга «Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель»
|
– У спарта, – Меламп казался огорченным, словно его вынудили публично раскрыть чужую тайну, – личные счеты с Косматым. Ты слышал, как менады растерзали Пенфея Фиванца? Тот не принял Косматого и погиб от рук собственной матери. Как звали твою жену, спарт? – Агава, – спокойно откликнулся Эхион. – Агава, дочь Кадма. Пенфей был нашим сыном. А Косматый был племянником моей жены. Что еще ты хочешь знать? Имя моего отца? Так у меня не было отца. – Агава принесла в Фивы голову сына, уверенная, что убила льва. На следующий день ты оставил город. Это правда? Эхион кивнул. – Все, что у тебя осталось – месть. Мститель – скверный лекарь. – Ты сам сказал: мы идем не убивать, – Персей снизошел до объяснений. – Эхион не ослушается моего приказа. – У тебя не было случая проверить. До сих пор вы только убивали. Эхион – спарт, он не прощает. Драконья кровь! Если месть ударит ему в голову… – По-твоему, драконья кровь жарче человеческой? Я тоже не прощаю. Горгоны подобны мне, фессалиец. У них, – Персей ткнул пальцем в кормчего с Тритоном, – Косматый утопил всю команду. Спартак мстит за своего вождя. И за сына, разорванного в клочья. Здесь все такие, кого ни возьми. Каждый – ненависть. И каждый знает, что мой приказ – закон. Во дворе повисла мертвая тишина. Даже птицы смолкли. – Эхион идет со мной. Или я остаюсь в Аргосе. – Я не знал, – Меламп склонил голову. – Будь по-твоему. Он обернулся к ванакту. – Молодые оргиасты готовы? Хорошо. Я забираю их. Встречу назначаю у Сикиона, близ источника. Я жду вас с вакханками. Провожая дедушку взглядом, Амфитрион до слез жалел, что слишком мал. Пусть не в Горгоны – хотя бы в загонщики! 11
– А я говорю, он их всех убьет! – О-о! О-о-о… – Он их всегда убивает. Режет, не задумываясь. Сестры, матери – в каждой он видит безумие, а значит, Косматого. Для него Косматый и Горгона слились воедино. Он по сей день убивает ее, Горгону Медузу, а думает, что вакханок. Не правда ли, меткое наблюдение? – О-о! О-о… Со стороны могло показаться, что Кефал не просто согласен с массажистом. Юноша так стонал и вздыхал, будто каждое слово проникало ему в душу. Никто из педотрибов [58] Фокиды и Аттики, чьи руки трудились над телом Кефала, и в подметки не годился аргосскому умельцу. Сходить в баню кривого Гелена юноше подсказал Амфитрион. Сейчас, чувствуя себя на Елисейских полях [59] , Кефал недоумевал, откуда внук Персея, совсем еще желторотик, так хорошо осведомлен о банных радостях Аргоса. Наверное, дед надоумил… – И что, нельзя было договориться? – М-м… – Вот в Орхомене договорились. Мой господин слыхал про Орхомен? – А-а… – Кефал навострил уши. – Ы-ы? – Учредили праздник в честь Косматого. Милый такой праздник, безобидный. Назвали Агрионией… Побуждение к дикости, отметил юноша. Хорошо назвали, по-доброму. Утром Кефал изнывал от жалости к самому себе. Хотелось в загонщики. Охотник до мозга костей, юноша всем сердцем стремился в горы, к Персею. Но Убийца Горгоны наотрез отказался брать Кефала с собой. Дескать, обещал присматривать, а не тащить в пасть дракону. Случись что, отец Кефала не простит. Все, спор окончен. – Трех местных красоток назначают дочерьми бедняги Миния. Те садятся вечерком под окошком святилища. Вечерок поздний, дело к полуночи. Прядут, судачат, чешут язычки. Сетуют, что искали Косматого и не нашли. Тонкий намек, да? Придя к выводу, что бог наслаждается обществом муз, девицы начинают загадывать друг другу загадки. «Ах, что бы ты сделала, душечка, став женой ванакта?» Тут из храма выбегает жрец с мечом. Девицы – врассыпную… – О-о… – Вот и я говорю: о! И все довольны. Правда, если жрец кого догонит, то убьет. С другой стороны, бегать надо лучше. Если ты – жирная, тяжелая на ногу корова, зачем тебе жить? Лично я люблю бойких… О, какая кожа! Какая гладкая кожа! Я умащу моего господина мятой и майораном. Для вспыльчивых добавим лаванды… Блаженство куда-то делось. Лежа на животе, лицом вниз, Кефал чувствовал себя неприятно беззащитным. Он попытался извернуться, желая внимательней рассмотреть болтливого массажиста. Тот пресек бунт на корню: – Лежи смирно! – меж лопатками затрещало. – Не мешай мне делать тугое подвижным… Так вот, Персей! Лекарь буйных вакханок? Ха! Мудрее послать хорька для спасения мышей. Учредили бы праздник, и дело с концом… Беспокойство усилилось. У слухов – быстрые крылья, но вряд ли идея Мелампа уже стала достоянием сплетников. Как мятежный титан противится хватке Бриарея-Сторукого, Кефал вывернул голову, скосил глаз на массажиста – и окаменел. Сейчас юношу не размял бы и циклоп. Бородища веником, плечи горой, грива спутанных волос – над Кефалом трудился косматый дядька, с которым фокидец имел счастье беседовать на морском берегу. – Не бойся, Головастик, – сказал лже-массажист. – Я не причиню тебе зла. Тело не слушалось. Мрамор, бронза; окоченевший труп. – Вдохни. Выдохни. Задержи дыхание… Ладони, тяжкие как утесы, надавили на спину. Ниже, ниже; до поясницы. Остатки воздуха с шипением покинули грудь Кефала. Сладостный хруст пробежал вдоль хребта. Блаженство странным образом мешалось с ужасом. Дернись юноша невпопад, и Косматый с легкостью свернул бы ему шею. Но если не свернул до сих пор, дал живым уйти с берега… Если же он бог, то свернутая шея – не самое страшное. – Почему ты преследуешь меня? – Я? – изумился Косматый. – Преследует Артемида-Охотница. Преследует Аполлон-Стрелок. Ты преследуешь дичь, выйдя на охоту. Я просто жду за любым поворотом. Вы сами находите меня. А потом жалуетесь: помрачение, мол, рассудка. Так и я могу спросить: почему ты не пошел с Персеем? Там веселая охота, а ты киснешь в бане. Бежал бы, грязный и вонючий, за бешеными девками… Вот это жизнь! – Меня не взяли! – И ты покорно согласился? Не удрал в горы? Ягненочек! Явись ты во время гона, Персей вряд ли убил бы тебя за ослушание. Тебе поставили решетки – сюда можно, туда нельзя – и ты подчинился. Значит, решетки – ты сам. Ходячая кладовка с засовами и цепями… Косматый игриво ущипнул юношу за ягодицу. – А ты? Что бы ты сделал на моем месте? – Не равняй нас, сын Деионея. Мои решения сожгут такого, как ты. Поверь, для меня в юности не пожалели решеток. И где они теперь? Осталась последняя, но это ненадолго. Жаль, что Персей не разделит моего ликования. Я надеялся, но, видать, не судьба… |