Онлайн книга «Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель»
|
Он мечтательно вздохнул. – Зато я здесь, с тобой. Ты рад? – Ты ждал меня? Прятался за статуей? – Ну вот, а говорят, что у красавцев в головах дрозды поют… Да ты мудрец, мой славный! Помнишь наш прошлый разговор? – Ты предупредил меня! – В отличие от Аполлона, я забочусь о братьях. И о друзьях. Не надумал стать моим другом? Еще не поздно. Признайся, ведь я тебе нравлюсь? Он шагнул к юноше. Кефал с трудом удержался, чтоб не дать деру. Ладонь, неожиданно крепкая, с мозолями, погладила щеку Кефала. От прикосновения Косматого тело продрал озноб. Захотелось стать ядром, и чтобы умелый пращник запустил тебя на край света. – Ладно, я готов ждать. Но взамен я попрошу об услуге. – Какой? – Я хочу, чтобы ты кое-что передал. – Кому? – Да уж не Аполлону… Дионис улыбнулся. Глаза его придвинулись, сделались огромными, заслонив все вокруг. Юноша тонул в этих омутах, полных не воды – смолы. Задыхался, терял чувство реальности, терял себя. В ужасе он зажмурился. Но и сквозь плотно сжатые веки его жег взгляд Косматого, а в ушах звучал насмешливый голос… 8
– Куда? У входа в «пращу» Кефала остановила стража. Двое рябых, плосколобых детин – братья, что ли? – из кожи вон лезли, потные от рвения. Тут к пифии не ходи – трусы пытались загладить вину за позорное бегство из дворца. – Мне нужен Персей. Имя виновника их позора превратило стражей в зубастых Церберов. – А кто ты такой? Ангел [91] ? – Кефал из Фокиды! – окрысился юноша. – Лучший пращник Ойкумены! – Пращой не ошибся, хвастун? – захохотал первый стражник. – Оторви себе ядра, – дал совет второй. – И мечи на здоровье… – Кефал? В чем дело? Детины попятились, давая дорогу Убийце Горгоны. – Что-то важное? – Да! – Идем. Тут слишком много ушей. Они поднялись по склону холма. Узкий проход между «пращой» и трибунами вынуждал идти гуськом. Встали на самом верху, где по краю стадиона шла утоптанная дорожка. Здесь никого не было. Лишь буянил шутник-ветер: швырял в лицо песок, заставлял щуриться. Лицо? Юноше мерещилось, что лица у него нет. Вместо лица – гипсовая маска. И медный рупор во рту, похожем на разверстую пещеру – чтоб громче звучало. – Что случилось? – Я видел Косматого! – Где? – В храме Аполлона. Он говорил со мной. – Со мной он встретился там же. Тридцать лет назад… Персей мотнул головой, гоня воспоминание. – Что он тебе сказал? – Он велел, чтобы я передал… В глотке пересохло. Язык превратился в кляп. Вместо слов выходило гнусное меканье, недостойное человека. «Козлиная песня [92] , – Кефал сгорал от стыда. – Впору не на стадион – на пастбище…» – Мне? – Он не сказал, кому. Но я и так понял. – Я слушаю. Персей остался на месте, но почудилось – рывком приблизился, хватая Кефала за грудки: «Говори!» Ветер стих, боясь пропустить хоть слово. Кефал развел руками, словно прося прощения. – Он сказал: «Мир меняется. Сок становится вином.» – Это все? – Нет. Он добавил: «Мы меняемся. Вино становится уксусом.» – Все?! – И последнее: «Перемены – наш удел. Но кое-что остается неизменным.» Ты знаешь, о чем он? В голосе Кефала, как перепелка в траве, пряталась робкая надежда. Вот сейчас умудренный опытом герой разъяснит ему, что имел в виду Косматый… – Он сказал слишком мало. Или слишком много. Но одно я знаю точно: тебе нельзя участвовать в состязаниях. Юноша выпрямился. Казалось, ему дали пощечину. – Почему?! – Тридцать лет назад Косматый говорил со мной в храме Аполлона. Потом я метнул диск – и убил своего деда. – Он помутил твой разум? Персей молчал. – Праща – не диск! Мы бьем по мишеням, а не на дальность. Молчание. – Я попадаю в летящую утку со ста шагов! Нет ответа. – Я могу промахнуться по мишени. Но чтоб ядро улетело на трибуны… Тогда, в твоем дворе – это была случайность! Ни звука. – Я в своем уме! Мои руки не дрожат… Я так ждал этих состязаний! Безмолвие Персея жгло юношу каленой бронзой. – Все решат, что я струсил! Нет! Я стану победителем! Кефал быстро зашагал – да что там, побежал к арене. – Твой выбор, – сказал Персей, глядя ему вслед. Если бы тридцать лет назад кто-нибудь мудрый и опытный, много старше годами, посоветовал Убийце Горгоны отказаться от броска диска – согласился бы он? Если бы его попытались удержать силой – позволил бы он? И наконец, если бы его каким-то чудом удержали – простил бы он? Сын Златого Дождя знал ответ. Нет. 9
Храм пустовал. Для верности Персей заглянул во все углы. Глупо – будь здесь кто-нибудь, он почуял бы. Призраки шептались за спиной. Прошлое нельзя изменить, хихикали они. Вернуться в былое, скрутить юнца-дискобола, помешать злосчастному броску – нет, нельзя. И не надейся. Прошлое можно изменить, издевались они. Примирить врагов задним числом, возвести святилище на пустом месте – да, можно. Стань богом, и прошлое изменится. Твое прошлое, а значит, наше. Одуряюще пахли венки. – Хлебца бы… За порогом топтался нищий калека. Обрубок левой руки тянулся к Персею. – Дай хлебца, великий… – Кого ты хочешь обмануть, Лукавый [93] ? – спросил Персей. – Лукавый? – нищий завертел головой. – Оставь свои шутки для Олимпа. Иди сюда, и не кривляйся. Нищий шагнул за порог. Воздух храма преобразил его – бедный калека обернулся молодым атлетом, стройным и легким на ногу. В руке он держал жезл, увитый змеями. Крылья на сандалиях, крылья на плоском, как миска, шлеме – еще миг, и они унесли бы владельца к облакам, забыв, что над головой крыша. |