Книга Никаких принцесс!, страница 73 – Мария Сакрытина

Наконец малыша Кони отправляют в карцер.

— За что? — патетично, с всхлипыванием восклицает юный принц, проходя мимо парты Дамиана.

— За те двадцать шесть раз, когда я сидел в карцере вместо тебя, — улыбается Дамиан. — Сейчас мне кажется, это было несправедливо.

Кони, вздрагивая от едва сдерживаемых слез, отворачивается и исчезает за дверью.

— Вот крыса, — шепчет Вейл. И начинает еще усерднее строчить записочки — кажется, всему классу.

А Дамиана вызывают отвечать вместо Кони, и справляется он на «отлично». Это как раз неудивительно: Дамиан всегда хорошо учился. Но он бы никогда не стал так себя вести… Его что, прокляли вчера, когда я ушла?

Когда только успели?

После урока, в коридоре, я расталкиваю мальчишек — пусть после занятий отношения выясняют, у меня срочное дело! — и ловлю Дамиана за руку.

— Нам надо поговорить!

Парни тут же по знаку, кажется, Вейла, уходят, мы словно по волшебству остаемся одни… Идеально.

— Ты что-то хотела? — вежливо интересуется Дамиан, глядя на меня как на чужую.

— Что происходит?

Он открывает рот… И замирает, глядя на мою правую руку.

— У тебя есть кое-что мое, — говорит Дамиан после паузы.

— Что? — и машинально вспоминаю, что Дамиан мне дарил и что я еще не съела.

— Можно? — Это явно был риторический вопрос, Дамиан берет меня за руку, не успеваю я и рта раскрыть. И снимает кольцо. Совершенно без усилий.

Я молча смотрю, как он изучает украшение, особенное внимание уделяя камню… Потом поднимает взгляд на меня. Тоже изучает. Откровенно. Даже… Я бы сказала пошло, если бы это слово вязалось у меня с Дамианом.

— Что ж. Ты хотя бы красивая.

— Дамиан? — ошеломленно шепчу я.

— Понимаешь, Виола, — с «не своей», странной улыбкой продолжает Дамиан. — Я проснулся сегодня впервые за несколько лет отдохнувшим и в хорошем настроении. Я помню, что еще вчера переживал из-за тебя, а сегодня я смотрю на тебя и… никак не пойму почему. Что я нашел в тебе такого, что заставляло меня унижаться и страдать? В тебе решительно ничего нет, кроме симпатичной мордашки. Таких, как ты, десятки, если не сотни. Ты глупа, себялюбива, горда… Но да, красива. Хотя бы. Возьми, — он протягивает мне кольцо, и оно словно случайно падает на пол. Мне под ноги. — Не знаю почему, но я хотел, чтобы это было у тебя. Пусть будет.

И, не глядя, не дожидаясь ответа, не… Да ничего! Он просто уходит. Спокойно и да, с улыбкой.

Я медленно поднимаю кольцо, машинально надеваю его обратно на палец. В голове только одна мысль: «Что это было?»

И я сейчас это выясню!

Туан беседует с мастером Хэвишемом. Они остановились у витражного окна в коридоре; на Туана падает преломленный алыми волосами русалки луч света, и я замираю на мгновение: впечатление такое, будто юноша горит. Даже его кожа светится золотом, но не так, как у фей в Садах, а огненным золотом. Опасным, слишком ярким, чтобы долго смотреть.

Я отворачиваюсь, а когда смотрю снова, наваждение проходит.

Мастер Хэвишем увлеченно рассказывает о каких-то векторах социального развития, витках истории и еще о чем-то подобном, перемежая рассказ терминами, которые звучат как ругательства. Туан слушает, время от времени вставляет пару слов — кажется, тоже термины, — кивает, а один раз, забывшись, перебивает.

Мне даже как-то неловко становится. Ни тот ни другой меня не замечают — слишком увлечены беседой. Я мнусь у Хэвишема за спиной: ясно же, что если вежливо покашлять или вставить «прошу прощения», они даже внимания не обратят.

И очень хочется громко объявить увлеченному Туану: «А помнишь, ты хотел захватить этот мир и, кажется, мечтал сделать плохо всем, включая мастера Хэвишема, который тебе так сейчас нравится? Помнишь? И как, до сих пор хочешь?»

Или он такой лицемер, или просто не может разобраться в себе.

Но мы с Дамианом тут при чем?

Поэтому, а еще от злости, я подкрадываюсь поближе и с силой наступаю Туану на ногу. Еще и жалею, что каблука нет — я их вообще-то не люблю, но сейчас бы пригодились.

Туан вздрагивает, отшатывается и пару мгновений смотрит на меня так, словно собирается сжечь прямо здесь и сейчас. А мастер Хэвишем, наоборот, расплывается в радостной улыбке.

— Виола…

— Мастер Хэвишем, могу я забрать моего спутника? — улыбаясь, перебиваю я. — Буквально на пару слов.

Хэвишем переводит изумленный взгляд на Туана, и тот мгновенно надевает маску.

— Ваше Высочество, простите…

— Прощаю, — надменно отвечаю я. — Пойдем. Извините, мастер Хэвишем.

Наверное, я снова что-то напутала с флером, потому что учитель смотрит на меня как на сошедшую с небес богиню и забывает даже кивнуть.

Жаль, на Туана эта штука не действует.

— Виола, сделаешь так еще раз!.. — недовольно шипит он, когда мы выходим на залитую солнцем открытую галерею.

Угу. Ой, как страшно!

Я разворачиваюсь и — наверное, неожиданно, потому что Туан поддается, — толкаю его к стене.

— Ты что с Дамианом сделал?

Туан хмурится, и тут снизу раздается… Наверное, сначала крик, просто он слишком быстро перерастает в грохот. Долгий, оглушительный грохот, какой бывает, когда асфальт сверлят перфоратором.

Мы с Туаном наперегонки бросаемся к высоким перилам балкончика. Правда, Туан меня отталкивает, быстро хватает за руку и тянет на пол, поэтому я очень мало что успеваю разглядеть. Только какую-то темную сферу, громадную, на весь сквер у фонтана с лягушкой. И внутри этой сферы сверкает, бьется, пульсирует нечто. И грохот создает тоже оно.

Я вырываюсь, Туан что-то кричит мне в ухо, но из-за шума я не слышу.

А потом сфера внизу взрывается, как настоящая бомба, нас с Туаном отдирает друг от друга и отбрасывает к стене. И хорошо бы только нас, но мраморные перила волна складывает буквально в гармошку, и они тоже летят к стене. Так что последнее, что я помню, — несущегося на меня каменного льва в обнимку с мраморным столбиком и обрывком позолоченной цепи. И золотой, яркий золотой свет. И все.

«Все» довольно быстро (субъективно, для меня) прерывается жуткой мигренью и чьими-то недовольными криками. Кое-как (удивительно, насколько это может быть сложно) я открываю глаза, минуту тупо смотрю на осколки льва у ног: голова отдельно, туловище отдельно, лапы тоже. Все это, словно снегом, припорошено золотой пыльцой.

А потом, будто сквозь вату, прорываются крики.

— …никогда! — кричит директриса. Где-то неподалеку, но не здесь, не в галерее. Наверное, внизу, в сквере. — Демонология запрещена в стенах этой школы! И вам это прекрасно известно!