Онлайн книга «Веселая жизнь, или Секс в СССР»
|
– Тебе-то чего привезти? – Притащишь бутылочку граппы – не обижусь. У особняка Берии не было ни катка, ни траншеи, виднелась лишь свежая заплата из темного асфальта. Постовой одиноко топтался возле своей будки и явно скучал после наплыва зевак. Я его знал; иногда он заглядывал к нам в туалет: облегчаться на суверенной территории иностранного государства ему не полагалось. – Ну и что это было? – спросил я. – Сказали, остатки приходского кладбища семнадцатого века, – вяло отозвался он. – Врут, наверное? – Ясен хрен – врут. Разве у нас правду скажут? – раздраженно ответил человек в погонах. В редакционных дверях я столкнулся с целеустремленной, как боеголовка, Верой Павловной. – В высотке венгерских кур дают! – обдав меня «Красной Москвой», сообщила она. – Вам брать? – Не надо. Сегодня у нас был негласный выходной, «библиотечный день», малая передышка перед работой над свежим номером, начинавшейся в среду. Во вторник редакция вымирала, на месте сидела обычно только машинистка, чтобы спокойно печатать свою халтуру, да иногда, увиливая от семейной поденщины, приползал Торможенко – ваять голографический роман. В коридоре я наткнулся на стул из красного дерева с кривыми, как у бульдога, ножками и облысевшей синей обивкой. Гарика в редакции не оказалось, зато дверь в залу была приоткрыта и слышались голоса. За длинным столом пили чай с тортом «Сюрприз» трое: Макетсон, Синезубка и дебелая блондинка с черной бархатной шапочкой на макушке. Увидав меня, ответственный секретарь вскочил: – Ах, Георгий Михайлович, как славно, что вы пришли! Давно хотел вас познакомить. Это моя жена… Галя… – Он запнулся, испуганно глянув на Жабрину, и поправился: – Галина Вениаминовна… – Очень приятно! – Я пожал потную дрожащую ладонь брошенки. – Борис Львович мне много о вас рассказывал… – пролепетала она. – Мне тоже о вас… – Тут я понял: никакой шапочки на голове нет, просто бедная женщина от отчаяния перестала подкрашивать корни отрастающих черных волос. – Галина Вениаминовна привезла мою коллекцию кактусов! – ликуя, сообщил Макетсон. – Правда, еще не всю. Сейчас я, наконец, вам ее покажу! Он метнулся к подоконнику и принес картонную обувную коробку, в ней теснились целлулоидные стаканчики, из которых торчало десятка полтора маленьких кактусов, напоминающих новорожденных ежей с зелеными иглами. Один из «ежиков» расцвел, выпростав из колючек фиолетовые лепестки, похожие на скомканный фантик от мятного леденца. – Это мой гримуар! – гордо предъявил кактусовод. – Изумительно! Он, вероятно, очень редко цветет? – восхитился я, стараясь скрыть недоумение от того, что знаменитая коллекция уместилась в обувной коробке. – Очень редко! – важно подтвердил он. – Как и настоящая любовь, – с тонкой улыбкой добавила Синезубка. – Настоящая? – вздрогнула всем телом Галя. – Георгий Михайлович, можно вас на секундочку? – пробормотал ответсек. – Я сейчас вернусь, – предупредил он, с опаской глянув на женщин. – Не беспокойся, Боря, мы просто поговорим, – поняв его взгляд, успокоила пока еще жена. – Да, Боречка, только поговорим! Мы пошли в мой кабинет, причем Макетсон несколько раз с тревогой оглянулся на мирно беседующих дам. – Вот ваш заказ, – он показал на пакет, стоявший возле стола. – Дали еще дополнительно кусок «российского» сыра. С вас – рубль двадцать пять. – Спасибо! – На здоровье! – А они не подерутся? – тихо спросил я, отсчитывая деньги. – Ну, что вы, Егор, интеллигентнейшие женщины! Запомните: достойные люди умеют расставаться достойно. – Надеюсь, – вздохнул я с завистью. Макетсон проверил, плотно ли закрыта дверь, потом подошел к окну и, проводив взглядом несколько пар торопливых ног, спросил: – Наверное, успокаивает? – Что? – Ноги. – Смотря какие. Слушаю вас. – Егор, вы совершили мужественный, хотя и опрометчивый поступок. Ковригин того не стоит. Но вам виднее. Последствия, сами понимаете, могут быть печальными… – Посмотрим. Это все, что вы хотели мне сказать? – Нет, не все. У меня для вас две новости: одна хорошая, вторая так себе. С какой начать? – С хорошей. – Я был утром там, – он показал пальцем вверх. – Ну и как там? – Нормально. К оперативным действиям меня привлекать больше не будут, в командировки посылать тоже. Подполье отменяется: мое имя слишком хорошо известно в диссидентских кругах. Теперь я смогу сосредоточиться на работе в редакции. Вы довольны? – Ответсек глянул на меня с обидой. – Счастлив. А вторая новость? – Не знаю, как и сказать… – Можете меня не щадить! – Ну, в общем… мне дали понять, что я теперь нужней здесь, в газете. – Вот и хорошо! – Мне показалось, после вашего поступка они хотят знать про вас больше! – Макетсон посмотрел на меня со значением. – Вы поняли? – А когда вам дали понять – утром? – невинно уточнил я. – Только что, по телефону, – невозмутимо ответил Борис Львович. – Утром меня спрашивали, можно ли вам доверять. Не волнуйтесь, я дал вам лучшие референции. – Тронут! – Егор, вы зря иронизируете! Мы должны беречь друг друга и не подставлять. Понимаете, о чем я говорю? Но тут из залы послышался жуткий визг и донеслись тяжелые глухие удары. Мы бросились на шум и застали страшную картину: Галина Вениаминовна оказалась вовсе не дебелой, а весьма могучей дамой. Мощной десницей она вцепилась в волосы разлучницы и мерно била ее головой о стол, грохотавший, точно большой цирковой барабан: бум, бум, бум. В шуйце оскорбленная супруга сжимала, занеся для последнего удара, железный строкомер. Я, метнувшись, перехватил колющий предмет, а Макетсон с трудом оторвал от прически любовницы скрюченные пальцы жены, кажется, вместе с волосами. – Галя, Галя, что ты делаешь?! – Я убью эту суку! Я покажу тебе «Бореньку», лярва немытая! – И она, извернувшись, тектоническим ударом ноги опрокинула стул вместе с Машей, воющей от боли и ужаса. – Идите, Егор, идите! – взмолился пунцовый муж-любовник. – Идите, я сам со всем разберусь! – Уверены? – Да, да… Идите, прошу вас! – и он захлопнул за мной дверь. В коридоре на стуле развалился Гарик. – Дерутся? – спросил он. – Дерутся. – Значит, любят, клянусь солнцем матери! |