Онлайн книга «Отчий дом»
|
— Странно!.. — Чего же тут странного? — строго и сухо спросил Павел Николаевич. — Вообще… в нашем доме теперь много странного… — обиженно ухмыляясь, задумчиво произнес Петр. Взгляды отца и сына встретились. В них было обоюдное презрение и ненависть. — Ты что же, подозреваешь меня в сокрытии завещания? — вставая с места, спросил Павел Николаевич повышенным тоном. — Я, братец, не вор, никого в жизни не обкрадывал и даже… портретов не воровал! — Я просто хочу выяснить вопрос… И сделаю это в Симбирске… Павел Николаевич почувствовал оскорбление и, не владея уже собой, закричал: — Вон из моего дома! Я не желаю больше тебя видеть и… знать! — Отлично. Петр вышел по-военному, пристукивая и позванивая шпорами и, одевшись и наскоро уложив свой дорожный чемодан, ушел на хутор. В доме воцарилась зловещая тишина. Внизу остался один Павел Николаевич. Лариса ушла после ужина, до ссоры. Тетя Маша и Наташа укрывались наверху и ничего не знали о ней. Павел Николаевич долго обдумывал свое положение, ходил по кабинету и вдруг решительным шагом направился на верхний этаж. — Наташа! Можно к тебе? — спросил он взволнованным голосом, осторожно стукнув в дверь. Наташа писала кому-то письмо и вся была погружена в эту работу. Она испуганно вздрогнула, услышав голос отца. — Ты не легла еще? — Нет… Наташа торопливо сунула недописанное письмо в ящик стола и отперла дверь. — Что случилось? — спросила она с тревогой, увидя необычное выражение на лице отца. — Хочу поговорить с тобой… Ты знаешь, что сейчас произошло? Павел Николаевич с дрожью в голосе рассказал о разрыве с сыном. — Может быть, и ты подозреваешь меня в намерениях ограбить своих детей? — Папочка! Милый, родной мой… Что ты говоришь! Господь с тобой!.. Наташа рванулась к отцу, охватила его шею руками и расплакалась. — Так ты мне веришь? Веришь, что твой отец — честный человек? — Папочка! — Ну, спасибо и на этом! Хорошая ты у меня девчурка… а вот братец твой… полная неожиданность!.. Ну, будем спать. Утро вечера мудренее… Поцеловал Наташу и с радостным облегчением на душе направился к лестнице… В это время на хуторе происходило следующее. Обитатели его укладывались уже спать, когда сперва залаяла на дворе собака, а потом задребезжал звонок. Такого случая давно уже не бывало, и поэтому там перепугались. Лариса с отцом начали что-то прятать, а Григорий, возжегши фонарь, пошел к воротам. Посмотревши в «глазок» и заметив блеснувшие пуговицы, Григорий представил себе урядника и потому весьма недружелюбным голосом спросил: — Ну, что там надо?.. Люди спят, а вы лезете! Чего нужно? Узнав Петра, стоявшего с чемоданом в руке, Григорий удивился и сконфузился: — Ты это, Петя? Ведь я думал, что урядник… Что это ты? — Можно, дядя, переночевать у вас? — Конечно, можно… Да что случилось-то? — Расплевался с батюшкой! — Что такое? Ну, проходи… Запереть надо. Лариса с отцом прикинулись спящими, но, узнавши по голосу Петра Павловича, загорелись любопытством и, слегка приодевшись, всунулись в комнату Григория: — Батюшки! Да никак Петр Павлыч? Так и есть! — Ночевать к нам пришел! — пояснил Григорий. — С братом что-то не поладил. Так любопытно, что и спать расхотелось. — Я сейчас самоварчик раздую… — Не надо. Не беспокойтесь, Лариса! — Такой гость, как же без самоварчика?.. Понемножку разговорились. Григорий, впрочем, больше слушал, а разговаривал старик Лугачёв и Лариса с неожиданным гостем. Обе стороны хитрили, прикидываясь простаками. Обе побаивались друг друга, понимая, что они не только чужды, а враждебны друг другу решительно во всем. Ларисе любопытно было узнать, из-за чего повздорили отец с сыном, и правда ли, что Наташа бросила законного мужа. Старику Лугачёву хотелось выпытать, как после смерти бабушки поделят землю. А Петру хотелось осторожненько выспросить, не известна ли хуторянам последняя воля бабушки и что они вообще знают о завещании старухи. — Милые бранятся, только тешатся! — запела Лариса. — Бог даст, помиритесь с папашей. По пустякам все мы ссоримся… Гордость все наша! Папаша у вас добрый человек и правду любит. Вы ли его обидели, он ли вас, а только сыну перед отцом стерпеть надо… — Да ведь как сказать? — начал Лугачёв, поглаживая седую бороду лопатой. — Вот земля-то огромная, а нам на ней все тесно кажется. Все никак поделить землю-то Божию не можем. А много ли человеку земли нужно? Вот мы на восьми десятинах живем и то, слава Богу, кормимся… Поди, покойница никого не обидела. Земли достаточно. Всех, поди, наградила… Из-за чего с папашей-то повздорили? — Так, из-за пустяков. Я говорю, что продать надо имение, а отец не желает… У Ларисы засверкали глаза и зубы: — Правда ли, на деревне болтают, что бабушка всю землю внучке своей, Наталье Павловне, оставила? Поди, не отнимет она у нас участок-то? Теперь сверкнули глаза у Петра: — Бабушка, действительно, имела желание оставить имение внукам, а их трое: Наташа, я и Женька. — Ну, а как же наш Ванька? — Какой Ванька? — Да сынок-то Дмитрия Николаевича? Круглым сиротой ведь остался. Неужели его обидите? — А где он находится? — Да вон на сундуке спит! Поди, и нашего Григория-то Николаевича бабушка не обидела? Как она в своей духовной-то отписала? — В том-то и дело, что завещания-то… не обнаружено. Не знаете, кому она свои бумаги передала? — Все должно быть у тети Маши. Ее спросите, она должна знать. Опять мудро заговорил Лугачёв: — А если покойница никакой духовной не оставила, значит, по закону делить будут. Сыновьям останется. А от них все одно: к внукам же потом отойдет. Папаша свою часть вам оставит… А что продать бы лучше господам землю-то, это вы, Петр Павлыч, правильно. Время такое для господ: куй железо, пока горячо! Сейчас, хотя и задешево, а мужики купят, а что впереди — неизвестно. Кабы ее, землю-то, можно было в карман положить да с собой унести — другой разговор, а ее в карман не положишь. — Да и мужики ведь тоже ее в карман не положат, — хитровато улыбнувшись, заметил Петр, пряча раздражение. — Могут. Мужики могут! По горсточке по карманам разберут. Не соберешь потом. Тут хмуро заговорил Григорий: |