Онлайн книга «Отчий дом»
|
— Ведь вы, кажется, знакомы? Марья Михайловна Алякринская… А это… — Владимир Ильич Ульянов. — Как же, как же… помню, знаю… Поздоровалась и удрала. — А это ее муж… — Весьма приятно-с, Алякринский! А сам в дверь. — Мы знакомы! — произнес Елевферий и, заметив вопрос на лице гостя, пояснил: — Помните мою «схему двух путей революции»? Елевферий утвердил полным именем свое «я», и гость вспомнил: — Что же, когда будем хоругви поднимать? — спросил насмешливо. — А время терпит. Над нами не каплет. Егорушка не то со страхом, не то с благоговением принял протянутую гостем руку. Не сказал, кто он, а гость не поинтересовался этим. Подали яичницу, домашнюю ветчину, простоквашу. Гость развеселился, покушал и подсел к упорным шахматистам. Впутался сперва советами, а потом обыграл обоих. Павел Николаевич заинтересовался. Он когда-то считался лучшим игроком в шахматном клубе Симбирска, но отстал и забросил любимую игру. Да не было в окружении и достойных противников. — А ну-ка попробуем!.. Вы, кажется, недурно играете, Владимир Ильич… Вернулся Миляев и, когда ему представили Владимира Ильича, точно обиделся: он предполагал в «брате повешенного» наличность наследственной или родственной герою внешности, а тут совершенно неинтеллигентная физиономия и вид не то приказчика, не то волостного писарька. Павел Николаевич играл с гостем в шахматы, а Миляев косился на Ульянова разочарованно, словно хотел сказать: «Федот, да не тот!» Павел Николаевич проиграл очень быстро партию и замаскировал свою обиду поражения шутливым восхвалением соперника: — Да, с вами, видимо, шутить не следует… Не знаю, как вы по юридической части, а в шахматах у вас большая смелость и расчет на разгильдяйство соперника. Вот этот ход ваш пешкой, — Павел Николаевич поставил пешку на старое место, — перевернул всю историю моей игры. Ульянов засмеялся одними хитрыми глазками: — Пешка в шахматной борьбе бывает дороже офицера. Надо только умело употребить ее в дело в подходящий момент. Фигуры — это герои, а пешки — толпа… Тут вмешался врач Миляев. Он горел тайным желанием услыхать от Ульянова что-нибудь исключительное и придрался к первому случаю: — А вы кому отдаете первенство в истории: героям или толпе? [224] — Я? — скрипнул Ульянов, уставляя шахматы. — Да, вы? — Я — толпе. — Очевидно, вы придерживаетесь материалистических воззрений? — Нет, просто практических. Толпа всегда и прежде всего — дура. А разве для точки опоры требуется еще что-нибудь, кроме дубовой крепости материала? Ум потому и ум, что на свете царствует глупость. — Значит… Миляев даже вскочил на ноги: — Вы противоречите самому себе. Героев отвергаете, а толпу называете дурой. — Нужен не герой, а просто умный догадливый человек! — Слишком упрощаете историю, молодой человек. Не утерпел и Елевферий: — Вот у нас тут недавно спор был о героях Достоевского… Сергей Васильевич всех его героев называет сумасшедшими и находит одного только положительного героя — князя Мышкина… — Я добавил: «Да и тот — идиот!» — поправил Миляев. — Мат! — хрипнул Ульянов. — Ах, опять прозевал! Невозможно играть, когда… Игроки бросили шахматы. Ульянов продолжал разговор: — Как нет положительных типов? А Раскольников? Самый положительный тип. Человек, которому принадлежит будущее. Правда, он еще не допекся до сверхчеловека [225], но тут виноват уже не Раскольников, а сам Достоевский. Видимо, как всегда, автору были очень нужны деньги, и потому — роман, а романа никакого не вышло бы, если бы, убивши паршивую старушонку, Раскольников не подвергся бы каким-то мукам совести и раскаяния, а стал действовать как подобает умному человеку… Пауза общего изумления и сомнений. — Оригинально! — протянул Павел Николаевич. — Но невразумительно, — со вздохом произнес Миляев и разочарованно пошел с террасы в сад: не стоит, мол, слушать эту чепуху! А Елевферий взвинтился и взял быка прямо за рога: — Ну а вот «Бесы»… Шигалев — тип отрицательный? — Я защищаю умных и решительных людей. У нас принято курить фимиамы перед геройством Дон Кихота, а для меня он — просто полоумный и потому вредный для других и себя самого человек. А вот Санча — тип положительный, жизненный и потому побеждающий. Каким отличным губернатором был он на острове! — Этот прохвост и жулик? — изумленно спросил Елевферий. — По-моему, умный прохвост куда ценнее благородного дурака! Снова пауза. Павел Николаевич растерянно улыбался и потрясывал ногой, Елевферий сидел злой и красный. Егорушка опустил голову и расставлял на доске шахматы. — Вы, Владимир Ильич, напоминаете мне… — виновато начал Павел Николаевич, — извините уж за сравнение! Напоминаете… — Не стесняйтесь! Я не из обидчивых. — Есть у Глеба Успенского рассказ [226] про одного волостного писаря, который обучал своего приятеля занимать дам разговорами: ты, говорит, что ни скажет дама, — не соглашайся и говори напротив! — вот разговор и выйдет… Так вот вы напомнили мне этого хитрого писаря… — Что же, писарь — человек умный, вполне правильно оценил тех дам, которых приходится занимать умными разговорами… Павел Николаевич покраснел: — Но мы-то, нас-то… вы… Мы все-таки не из таких дам… |