Книга Розы и тлен, страница 48 – Кэт Ховард

Марин нашла номер телефона этого приюта и держала меня за руку, когда я туда позвонила и, плача, рассказала всю эту историю сотруднице. Доброй женщине, которая и успокоила меня: «Что вы, милая, мы никогда не усыпляем здоровых котят! Этот пушистый комочек сегодня нашел себе замечательный дом». В ту ночь я рыдала, пока не забылась сном. Но, по крайней мере, я больше не чувствовала себя убийцей.

В средней школе, когда мне было тринадцать, мне досталась главная роль в рождественском спектакле. И в первый раз мать заявила, что гордится мной. Она дождаться не могла, когда я появлюсь на сцене, и все смогут увидеть, что у нее две талантливые дочери. «Это вы унаследовали от меня», – самодовольно улыбаясь, твердила она.

Я была в таком ужасе, опасаясь, что могу сделать что-то не так, что у меня случился приступ паники, и я потеряла сознание прямо на сцене. Когда мы вернулись домой, она швырнула все тетрадки с историями, которые я написала, в огонь, заявив, что если бы я не тратила время на выдумки, то, может быть, лучше подготовилась бы к выступлению и не опозорила бы свою мать.

Я плакала, когда они горели, и Марин протянула руку, чтобы вытащить рукописи из огня. Она обожгла руку, и мать ударила ее по лицу за то, что она «мешает свершиться тому, что твоя сестра сама на себя навлекла». Это был единственный раз, когда я видела, как она бьет Марин.

Мы обе стояли оцепенев, и тогда мать схватила мою руку – правую руку, которой я писала свои истории, – сунула ее в огонь и держала там. Держала, пока рука горела, а я страшно кричала.

«Ты должна научиться делать так, как я скажу. Я много раз тебе это повторяла, но, видимо, слов недостаточно. Я делаю это ради твоего же собственного блага».

Красная, обгоревшая до мяса кожа. Агония боли. Я задыхалась, дыхание со свистом вырывалось из груди. Все слова исчезли.

Наконец, она отпустила мою руку.

– А теперь, Марин, мы поедем в больницу, где тебе залечат травмы, которые ты получила по вине своей сестры. Нам не нужно, чтобы у тебя оставались шрамы – это будет уродливо выглядеть на сцене. – Мамаша положила ключи в сумочку. – Поехали.

– Но Имоджен… она же пострадала больше, чем я.

– Твоя сестра останется здесь. Пусть подумает над тем, что она сделала.

– Но…

– Марин. – Я проглотила рыдание. – Просто поезжай.

Именно в тот год я начала присматривать какой-нибудь интернат и откладывать деньги, которые зарабатывала, присматривая за соседскими детьми, чтобы оплатить учебу там. Я очень переживала, что придется расстаться с Марин, но выхода у меня не было. Если бы я осталась, то, возможно, не выжила бы.

В тот год я научилась писать левой рукой, еще лучше прятать свои вещи и крепко хранить тайны.

Судорога свела мою руку еще сильнее, она задрожала, и кофе пролился через край кружки. Я невольно зашипела.

– Имоджен! С вами все в порядке? – Бет наклонилась ко мне, отложив вязание. – Не думала, что кофе такой горячий.

Я снова выдохнула и поставила чашку на стол, прежде чем дрожащая рука еще больше его расплещет.

– Нет, все в порядке. Просто на руке у меня шрамы, а кожа там более чувствительная. Это все моя неосторожность.

Ей не надо ничего об этом знать. И главное, чтобы фейри об этом не узнали.

Предупреждая вопросы, которые, судя по выражению ее лица, она готова была задать, я потрясла рукой и улыбнулась.

– В этом году у меня нет необходимости ехать домой на каникулы. Мы с Марин остаемся здесь. Отпразднуем Рождество вместе. Я уже предвкушаю спокойный праздник в уютной обстановке.

– Что ж, звучит мило. – Она не стала ничего спрашивать, откинулась на спинку дивана и снова принялась за вязание.

– Это носочки для вашей внучки?

Я поняла, что почти успокоилась и в силах у нее остаться. Мы сможем закончить разговор. Вся боль осталась в прошлом, рука болит лишь по привычке. Я распрямила пальцы, прижала их к бедру, унимая дрожь.

– Глупо, я знаю. Но просто не могу остановиться. Руки сами тянутся к вязанию. Семья, праздник, понимаете?

Я улыбнулась.

– Вот поэтому я и остаюсь здесь с Марин.

– Знаете, Имоджен, я не представляла, как сложится ваша жизнь здесь вдвоем с сестрой. Рада, что вы так близки, так поддерживаете друг друга. Но есть кое-что, о чем вам следует подумать. Если вас выберут в качестве дани, сможете ли вы оставить Марин и отправиться в Волшебную страну?

Боль в руке стала вполне терпимой.

– Конечно смогу, – ответила я. – Она сама захочет, чтобы я там оказалась.

По крайней мере, в первой части своего ответа я была уверена.

В день зимнего солнцестояния в «Мелете» снова устроили Ночную ярмарку, и это было завораживающее зрелище. Огоньки, мигающие в темноте. Деревья, увешанные серебряными колокольчиками, которые звенели при малейшем дуновении ветерка, наполняя ночь мелодичными звуками. В центре площади по традиции был разожжен большой костер. Йольский костер ^[16], чтобы отогнать долгую тьму и призвать солнце.

Зимний воздух был напоен запахом жарящихся каштанов, смолистым запахом сосновой хвои, и крепким ароматом благовоний. В лучах лунного света снег переливался, как мелкие осколки зеркала, и хрустел под ногами, когда я шла между киосками, задрапированными зеленой тканью, украшенными блестящими ярко-красными ягодами остролиста и белыми, словно восковыми ягодами омелы.

– Это тебе.

Я обернулась на голос, и краешком глаза успела заметить перья, плавно парящие в воздухе, словно снежинки, и глаза, желтые, с пристальным взглядом, как у совы. Я вдохнула запах корицы и пряностей, исходящий из чаши, которую странное создание протянуло мне, и тут иллюзия рассеялась. Передо мной стояла темноволосая женщина в белом пушистом шарфе, похожим на перья.

– Выпей в честь смены сезона, – произнесла она.

Я сделала глоток сидра.

– Благодарю.

Кружка согревала руки, когда я шла мимо причудливых скульптур изо льда и снега. Глядя на них, я невольно вспомнила обитателей Нарнии, обращенных в статуи во время бесконечной зимы. Я прочла Марин все книги серии, когда она болела ветрянкой. Вечная зима, и никакого Рождества. Но сейчас передо мной раскинулся мир, потрясающе прекрасный в своей застывшей красоте, и я не хотела нарушать его очарования. Ведь несмотря на все великолепие правления Аслана, с его возвращения начинается падение Нарнии ^[17].