Книга Тьяна. Избранница Каарха , страница 5 – Татьяна Серганова

— А теперь быстрее, император не любит ждать.

В глубину дворца меня повел один из лакеев в белоснежной форме с алыми эполетами и нашивками, напоминающими кровь. Бесконечные коридоры, проходные залы, мраморные лестницы, множество гобеленов, ковров, золото и блеск, от которых слепило глаза. А еще очень много слуг, снующих туда-сюда.

Туфли, что мне вручила мадам Силс, страшно давили, каблуки были слишком высокими, и к концу пути я едва поспевала за слугой. Еще немного, и попросила бы сбавить темп и дать мне передохнуть. Корсет впивался в ребра, с каждым шагом становилось труднее дышать, от пудры чесалось лицо.

— Ожидайте здесь, — произнес мужчина, открывая передо мной дверь.

Я вошла внутрь, сделала пару шагов и застыла статуей, задыхаясь от боли и отчаяния, которые обрушились на меня лавиной.

Прямо напротив двери на стене висел огромный портрет одной из самых красивых женщин нашего мира. Прекрасная дриада с волосами цвета лунного серебра, манящими коралловыми губами, белозубой улыбкой и бездонными глазами, которые могли поспорить яркостью с зеленью Великого леса.

На ней было легкое белоснежное платье, не скрывающее обнаженных лодыжек. Ноги погружены в ручей. Я видела крохотные капельки влаги на ее коже. Казалось, что время остановилось, еще немного, и девушка сойдет с картины, чтобы поприветствовать меня.

Именно такой я ее запомнила, именно этот образ хранила в сердце. Самая красивая дриада, один взгляд на которую мог свести с ума.

Герцогиня Колдер.

Моя мать.

Надо же, как один портрет может лишить покоя, сбить с толку, внушить неуверенность и взвинтить до предела!

Император ничего не делал просто так. Никогда. И то, что меня привели именно сюда, в эту комнату, тоже было неспроста.

Что он хотел сказать этим портретом? Что та безумная страсть никуда не делась? Или — что знает все о нашей жалкой попытке спастись?

Я продолжала смотреть в лицо матери, еще счастливой, не знающей, что ее ждет.

Весь мир словно исчез, я забыла о боли, тугом корсете, неудобных туфлях. Просто смотрела, заново знакомясь с дорогими чертами, вспоминая ее тихий смех, улыбку и нежные объятия. То, чего меня лишили.

Мне было известно, когда и по какому случаю создали этот портрет. Подарок верховной жрицы младшей сестре — женщине, которая оказалась слишком своевольной, чтобы следовать чужой указке, и пошла за любовью, не ответив на страсть человека, против которого не могли выстоять даже сильнейшие этого мира.

Пойти против всех, чтобы умереть в один день с любимым. Вместе.

Жалела ли она о своем выборе? Нет. Никогда. Даже тогда, в самый последний момент, крепко обнимая, она шептала, что любит меня, и просила жить. За себя, за нее и за отца.

А жила ли я? Существовала, боясь лишний раз вздохнуть, ожидая прихода «красных волков» и объявления воли императора, который вроде бы забыл обо мне на десять лет. Постоянная тревога и смирение. Даже сейчас я ничего не могла ему противопоставить.

Убить его — не получится, Око Сайрона бережет своего сына. Убить себя? Наверное, только это и останется. Быстро, резко, уходя от жутких пыток и надругательств.

Я вздрогнула, прогоняя страшные мысли.

Еще ничего не известно, а я уже хороню себя.

Едва слышно скрипнула дверь, нервы натянулись до предела. Как только император сделал первый шаг, я упала на колени, смиренно склонила голову и задержала дыхание, вслушиваясь в каждый шорох.

Каждый шаг, словно удар сердца, которое так громко билось в груди, что оглушало. Столько лет я ждала и боялась этой встречи. Надеялась и оттягивала. А теперь смиренно ожидала приговора.

Потерять меньшее, чтобы получить большее.

Я верила в это. Вера — это все, что мне осталось.

Он подошел совсем близко — я видела кончики его дорогих туфель из дубленой белоснежной кожи, украшенные драгоценными камнями, — и замер, изучая мою макушку.

Это длилось всего пару секунд, показавшихся вечностью. Император резко схватил меня за подбородок, заставил поднять голову и показать ему свое лицо.

Подчинилась, но в глаза не смотрела, сосредоточилась на вазе за его спиной. Замерла, давая возможность внимательно осмотреть меня. Пристально, жадно.

Едва слышное проклятье сквозь сжатые губы, и император принялся стирать белоснежным рукавом пудру и краски с моего лица. Быстро, раня кожу, пытаясь разглядеть за этой маской меня настоящую.

А я терпела и ждала.

Стер, добился своего и теперь изучал результат.

Вечность в паре ударов сердца. Наконец мужчина с шипением оттолкнул меня и отшатнулся. Это произошло так неожиданно, что я едва не упала, но успела вовремя опереться на руки и впервые взглянула на него.

Гордый императорский профиль был выбит на всех монетах, его статуи стояли в каждом городе, а портреты украшали площади во время великих праздников. Но в реальности он производил совсем иное впечатление. Высокий, уже оплывший, утративший былую жилистую фигуру. С небольшим брюшком, которое не смог скрыть даже широкий халат, расшитый золотыми нитями, сплетающимися на белой ткани в изображения огненных птиц.

Время не пощадило его, когда-то густые черные волосы поредели и засеребрились на висках. Пухлые влажные губы, короткая окладистая борода, крючковатый нос и темные, почти черные глаза. Они сейчас так пристально смотрели на меня, что страх вновь поселился в сердце.

Неужели догадался, и все было зря, а мамина жертва оказалась напрасной?

Мне хотелось сбежать, но я усилием воли заставила себя застыть на полу. Бегство — это не выход, далеко уйти все равно не дадут.

— Так похожа… и такая другая, — наконец произнес мужчина.

Молчать, держаться, ни словом, ни взглядом не выдавать истинных чувств.

Он прав.

Похожа на мать и не похожа одновременно.

Будто взяли ее совершенное лицо и провели по нему губкой, стирая краски, смазывая черты, лишая их притягательности и красоты.

Светло-карие, почти желтые глаза, прямой нос, обычные губы (не пухлые и не тонкие), прямые, совсем не пышные русые волосы. Безликая девушка, каких много в этом мире. Не уродина, но и не дочь одной из самых красивых супружеских пар Империи.

Проклятье за грехи родителей. Только мы оба знали правду.

Мужчина отвернулся и, чуть пошатываясь, подошел к столику, налил вино в бокал, который тут же осушил парой глотков, стоя ко мне вполоборота.

Я видела, как алые капли стекали по бороде, оставляя разводы на белой рубашке. Он пил и смотрел на портрет — зло, отчаянно.

— Вставай! — не оборачиваясь, процедил император.

Подчинилась, поднялась и вновь склонила голову.