Книга Тайна двухколесного экипажа, страница 50 – Фергюс Хьюм

— Это зависит от обстоятельств. Могу вернуться, могу и не вернуться. Полагаю, вы едете по делу?

— Да. Калтон…

Брайан осекся и досадливо прикусил губу — упоминать адвоката он не собирался.

— Что?

Мистер Фретлби подался вперед и внимательно посмотрел на Брайана.

— …хочет видеть меня по одному делу, — неловко закончил тот.

— Связанному с продажей фермы, надо полагать, — произнес Фретлби, не отрывая от Брайана глаз. — Лучшего человека и не найти. У Калтона хорошая деловая хватка.

— Такая хорошая, что не отделаешься, — проворчал Фицджеральд.

— Почему вы так говорите?

— Да так, — поспешил ответить Фицджеральд.

И тут взгляды мужчин встретились. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, и за это короткое время у обоих в мыслях промелькнуло одно имя: Розанна Мур. Первым опустил глаза мистер Фретлби.

— Что ж, — сказал он, вставая и протягивая руку, — если задержитесь в городе недели на две, загляните на Сент-Килда, скорее всего, застанете там нас.

Брайан молча кивнул и проводил взглядом Фретлби, который, взяв шляпу, вышел на веранду, а оттуда на раскаленное солнце.

— Он знает, — прошептал молодой человек.

Мадж неслышно подошла сзади и обвила его руками.

— Знает что, сэр? Что вы ужасно голодны и хотите перекусить, прежде чем покинуть нас?

— Я не голоден, — сказал Брайан, когда они вместе направились к двери.

— Глупости! — обронила Мадж, заботливая, как любая женщина. — Я не позволю тебе появиться в Мельбурне таким бледным и несчастным, а то там подумают, что я тебя отвергла. Идемте, сэр. Нет, — строго произнесла она, подняв руки, когда он попытался поцеловать ее. — Сначала дело, удовольствия потом.

И, рассмеявшись, они вошли в столовую.

Марк Фретлби шел в сторону теннисной площадки, думая о том, что увидел в глазах Брайана. На палящем солнце его била дрожь.

— Словно могильным холодом повеяло, — пробормотал он с усмешкой. — Что-то я становлюсь суеверным. И все же… Он знает, он знает!

— Прошу, сэр! — воскликнул Феликс, заметив его. — Ракетка ждет вас!

Фретлби вздрогнул и увидел, что находится у теннисной площадки, а Феликс с сигарой в зубах стоит рядом с ним.

Усилием воли заставив себя отвлечься от мыслей, он похлопал молодого человека по плечу.

— Вы что же, — натужно рассмеялся он, — полагаете, что я стану играть в теннис в такой день? Да вы с ума сошли!

— Вы хотите сказать, я перегрелся, — ответил невозмутимый Ролстон, выпуская облачко дыма.

— Предвзятое заключение, — произнес подошедший к ним доктор Чинстон.

— Очаровательный роман, — подала голос Джулия, услышав последнюю фразу.

— Что? — озадаченно переспросил Петерсон.

— Книга Хоуэллса, «Предвзятое заключение», — смущенно пояснила Джулия. — Разве вы не о ней говорили?

— Боюсь, разговор становится несколько бессвязным, — вздохнул Феликс. — Сегодня мы все слегка обезумели.

— Говорите о себе, — возмутился Чинстон. — Я нормален, как любой другой человек.

— Вот именно, — ровным голосом подтвердил Ролстон. — Я об этом и говорю. И вы как доктор должны знать, что каждый мужчина, как и каждая женщина, в этом мире в той или иной степени безумен.

— Факты, пожалуйста, — улыбнулся Чинстон.

— А факты налицо, — невозмутимо произнес Феликс, кивнув на компанию. — Они все, каждый по- своему, немного не в себе.

Сказанное вызвало шквал возмущенных протестов, но после все рассмеялись над удивительной манерой мистера Ролстона вести спор.

— Если вы будете так продолжать и в парламенте, — сказал Фретлби, — по крайней мере, там не будет скучно.

— Там всегда будет скучно, пока они не начнут принимать дам, — заметил Петерсон, выразительно взглянув на Джулию.

— Тогда это будет парламент любви, — сухо проронил доктор. — И не в возвышенном смысле.

Фретлби взял его под локоть.

— Доктор, не могли бы вы пройти в мой кабинет? — сказал он, когда они шли к дому. — Я хочу, чтобы вы меня осмотрели.

— Вы плохо себя чувствуете? — спросил доктор.

— Не в последнее время, — ответил Фретлби. — Но, боюсь, у меня больное сердце.

Доктор внимательно посмотрел на него и покачал головой.

— Вздор, — произнес он без тени тревоги в голосе. — Многие люди думают, что у них больное сердце, но в девяти случаях из десяти это всего лишь воображение. Другое дело, — шутливо прибавил он, — когда пациентом оказывается молодой человек.

— Значит, вы полагаете, что в этом отношении мне бояться нечего, — сказал Фретлби, когда они уже входили в кабинет. — А что вы думаете насчет заявления Ролстона, что все люди безумны?

— Это было забавно, — ответил Чинстон, усаживаясь. Фретлби тоже сел. — Вот все, что я могу сказать об этом, хотя стоит заметить, что в мире гораздо больше сумасшедших, чем люди думают.

— В самом деле?

— Да. Помните ужасную историю у Диккенса в «Записках Пиквикского клуба» про сумасшедшего, который знал, что он сумасшедший, но успешно скрывал это годами? Я думаю, таких людей много; людей, жизнь которых — одна долгая борьба с безумием, но которые все же едят, пьют, разговаривают и ходят среди обычных людей с радостным и беззаботным видом.

— Поразительно.

— Половина убийств и самоубийств совершается в приступе безумия, — продолжил Чинстон, — а если человек что-то вынашивает в душе, зачатки сумасшествия рано или поздно прорастут. Впрочем, конечно же, бывают случаи, когда вменяемый человек совершает убийство под влиянием секундного порыва, но таких людей я считаю временно утратившими рассудок, хотя, опять же, убийство может быть задумано и осуществлено самым хладнокровным образом.

— А в последнем случае, — не глядя на доктора и вертя в пальцах нож для бумаг, спросил Фретлби, — вы тоже считаете убийцу сумасшедшим?

— Да, — прямо ответил доктор. — Он так же безумен, как умалишенный, который убивает, веря, что исполняет божью волю… Только его безумие последовательно. К примеру, я считаю, что убийство в хэнсоме, к которому вы имели отношение…

— Я не имел к нему никакого отношения, — резко прервал его Фретлби, бледнея от ярости.

— Прошу прощения, — спокойно произнес Чин- сон, — оговорился. Я думал о Фицджеральде. Так вот, я считаю, что это преступление было спланировано заранее и что человек, его совершивший, был душевнобольным. Сейчас он, несомненно, гуляет на свободе и ведет себя не менее разумно, чем вы или я, но зерно безумия сидит в нем, и рано или поздно он снова пойдет на преступление.