Книга Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы, страница 6 – Яцек Комуда

На гипсовой поверхности лежала книга. Небольшая, невзрачная и оправленная в поистершуюся зеленоватую кожу. Отчего ее заперли здесь? Неужели она так дорого стоит?

Он жадно схватил том. Внутри увидел графики, рисунки сечений, снабженные комментариями. И еще кое-что привлекло внимание вора. К книге прикреплена была короткая цепь. Последнее звено ее – перекушено и разогнуто… Это был знак. Ясный и простой знак воровской гильдии. Наверняка книга когда-то была прикована к столу или стене. А если цепь перекусили, это значило, что том украли…

Тяжелая рука опустилась на плечо поэта. Он обернулся. Позади стояли печатники.

– Твой преступный темперамент… – начал Лоран.

– …всегда приводит к проблемам, – закончил Жюстин и вырвал книгу из рук вора.

Они почти силой выволокли Франсуа из тайника. Лоран передвинул стеллаж, закрывая вход. А Жюстин подвел вора к столику, на котором лежала большая книга, оправленная в телячью кожу. Пергаментные страницы внутри были исписаны странными, изогнутыми линиями арабского письма.

– Это Джабир, сарацин… – начал Жюстин.

– …но прекрасный алхимик, медик, исследователь, мой дорогой, – закончил Лоран.

– Тут описание его опытов, – Жюстин указал на рисунок, на котором был изображен человек, порезанный на части. – Джабир пишет, что если к телу мертвеца приложить горячий металл или даже компресс…

– …то на его коже появляется пятно, – закончил Лоран. – Потому что при жизни тепло, входящее в тело, притягивает кровь.

– А когда кружение ее прекращается, в месте, к которому прикасается нечто горячее, возникает знак, – читал Жюстин, глядя через плечо брата.

– А потому синие и черные лица людей, убитых твоим горлорезом, – сказал Лоран, – это не результат яда, но… воздействие огня или тепла после смерти.

Франсуа скорчился, как жак, впервые пойманный ректором в публичном доме.

– Пятна от жара? Так что, черт его подери, он им наплевал в лицо серой? Вы проверили яды?

– Мы просмотрели безбожный «Пикатрикс» и даже «Смерть души», – проворчал Лоран.

– И ни в одной из этих книг нет и слова об отраве, которая вызывала бы такие последствия, – закончил Жюстин.

– Значит, людей убивает дьявол, – кивнул Вийон. – Ведь зачем человеку прижигать лица умерших?

Он зашипел и скорчился снова. Воск из растопившейся свечи потек по его пальцам. Лоран Леве посмотрел на катящиеся капли, что застывали на каменном полу.

– Это может быть и не огонь, поэт.

– Возможно, это что-то другое, – дополнил Жюстин.

– А теперь давай нам «Завещание», вор! – потребовал Лоран.

Вийон кивнул, сунул руку в сумку и достал потрепанную стопку листов, исписанных наразборчивым почерком, забрызганных винными и восковыми пятнами, покрытых жиром и… один бог знает, чем еще.

– Что вы с этим сделаете?

– Распечатаем пятьдесят экземпляров. Совсем скоро придет конец темноте и упадку, – пробормотал Лоран. – Время человеку стать новым и возродиться, чтобы не правили им шлюхи и зло, но чтобы вела его великая идея, дорогой. А благодаря нам все идеи и мысли будут запечатлены на бумаге. У всякого будет доступ к знанию! Мы разрушим собор тьмы.

– А вам, господин поэт, – добавил Жюстин, – я предсказываю славу – пусть даже и долгие годы спустя.

– А я боюсь, – добавил Франсуа, – что ты таки лжепророк.

Валакэ смердел, словно старый козел. Даже хуже! Вонял, как протухшая бочка с гнилой репой, собранной еще при Филиппе Красивом ^[15]. Колетт отворачивалась, чтобы избежать его поцелуев, широко расставляла ноги, когда он прижимал ее к древнему заплоту и входил сильно, грубо. Но он заплатил за свое наслаждение наперед.

– Видишь, как оно бывает с настоящими мужиками, – выдохнул ей на ухо сквозь испорченные редкие зубы.

Она отвернулась и прижала щеку к заплоту. Ночь была теплой и душной, луна скрывалась за тучами. Колетт сжимала зубы, чтобы не кричать. Взгляд ее пал на противоположную сторону улицы Гонория, на закоулок между двумя домами. Заметила невысокую фигуру в плаще и капюшоне, шедшую медленным, покачивающимся шагом. Незнакомец переступил через канаву и исчез в узкой улочке.

Убийца в черном… Дьявол с Мобер! Одинокий душегуб, бродящий по парижским закоулкам. Погоди-ка… Разве не его искал Вийон?

Валакэ закончил, засопел торжествующе, подтянул рейтузы. Подвязал шнурочками гульфик. А потом дал девушке пощечину. Колетт крикнула.

– Это тебе на память, шлюха, – прошипел он. Отвернулся и направился в кабак. По дороге высморкался в два пальца. Вступил в лужу, в которой плавал мусор, две дохлые крысы и конский навоз.

Колетт прижала к пылающей щеке золотой эскудо. Смотрела туда, где исчез незнакомец.

Огляделась по сторонам: было почти пусто. Из трактира доносился смех. Незнакомый грязный дитенок повторял грустную считалку:

Она побежала за одиноким мужчиной. Вошла в переулок между домом и оградой сада. Вступила во что-то липкое и мягкое, выругалась, но пошла дальше, держась за влажные камни.

Впереди слышалось тихое хлюпанье, плеск и шорох. Улочка поворачивала, с обеих сторон – лавки да магазинчики. Колетт протиснулась дальше, вышла из-за поворота и…

Человек, за которым она следила, не был убийцей!

Дьявол с Мобер смотрел на нее, наклонившись над телом мужчины в плаще. Взгляд его был печален и спокоен. Девушка почувствовала, что приговор ей уже вынесен. В этот миг, пожалуй, поняла, что она видела слишком много…

Отступила. Хотела побежать, но столкнулась с чем-то мягким, сопротивляющимся. Успела только вскрикнуть.

Пурпурные одежды, сверкающие и мягкие, стекли с ее плеч. Женщина стояла в полумраке спиной к нему, так, чтобы он мог видеть все подробности ее совершенного тела. Откинула иссиня-черные волосы со спины, а он в который раз почувствовал прилив похоти. Желал ее. Желал жаждой столь великой, что могло бы показаться, будто он сгорает в ее огне.

Не притронулся к женщине. Не имел достаточно смелости. Не хотел ее запятнать. Была для него прекрасной и недоступной, словно… ангел.

Линии на ее коже медленно потекли, свиваясь и сплетаясь в узоры, от шеи и вниз, по спине, двигаясь к ягодицам. Арки сводов, притворы и колонны раскрывали свою тайну. В сложной системе залов он зрел совершенство пропорций: давление сводов распределялось идеально. Снаружи линия давления свода, линия силы крыши и стены сходились в заранее заданной точке, чтобы за миг пойти равнодействующей от центра дальше и там, в решающий момент, встретить противосилу, которая уравновесила бы все это.