
Онлайн книга «Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы»
– Долго же приказали вы себя ждать, мастер Петр, – отозвался мужчина в маске пса. – Мы уж решили, что вы позабыли о нашем договоре. – Как бы я посмел, господин, – прохрипел старый палач. – Приболел я… Но клянусь милостью святого Бернарда, что управлюсь с этим типчиком лучше, чем кухарка с гусем на кухонном столе! – Он закашлялся и сплюнул кровью на пол. – А это кто? Вийон скорчился и затрясся, почуяв на себе внимательный взгляд. Раздумывал, что случилось бы, добудь он укрытую в рукаве чинкуэду и подскочи к господину Ру. Успел бы тот схватиться за меч? Или он, Вийон, успел бы перерезать ему горло, прежде чем Ру призовет на помощь своих уродливых прислужников? – Это мой помощник… Сельский дурачок, – пробормотал Петр, выходя впереди Вийона. – Он ничего не скажет, поскольку говорить не умеет, а в работе мне поможет. – Тогда к делу! Мастер… – Да, господин Ру? – На этот раз хочу, чтобы ты делал это… медленно… Очень медленно! – Как прикажете, господин. Мастер подошел к ложу страданий. Медленно, с усилием ослабил коловорот. Голый мужчина дернулся, застонал сквозь зашитые губы, а потом перевернулся на бок и свернул тело в клубок… – Придержи-ка его, недотепа! – рыкнул Вийону палач. – Хватай его за бедра! Двигайся, дурень! Чувствуя, как все вокруг начинает кружиться в ошеломительном водовороте, Вийон захромал к пленнику. Значит, вот в чем дело! Этого желал от мастера Петра таинственный Ру, жестокосердый и проклятущий шельма… Господи Иисусе, кто же он такой? Что за лицо скрывается под маской? Он быстро схватил и обездвижил дергающегося пленника. Палач поднял с пола металлический валок, утыканный шипами. – Подними его, глупец! Быстро! Вийон с трудом приподнял пленника. От связанного мужчины смердело страхом, потом, кровью и дерьмом. Палач сунул ему под спину шипастый валок, и тогда пленник заскулил, выгнул тело дугой, ударил головой в доски так, что аж загудело. Мастер Петр подскочил к коловороту, натянул веревки, прижимая мечущееся тело к шипам. А потом захрипел, раскашлялся, согнулся вдвое. – Хватай за рычаг! – крикнул с отчаянием. – Давай, давай! Вийон сжал деревянную рукоять, провернул, веревки прижали истязаемое тело к столу – и он почти почувствовал ту боль, которую протыкающие кожу шипы доставили пленнику. Жертва металась в страшных мучениях, а свежеиспеченный помощник тортора трясся от страха. – Дальше, дальше! Не милуйся, как с молодкой из борделя, тюфяк! – хрипел Петр. – Тяни до конца! Звук, вылетевший изо рта пленника, был устрашающим. С зашитыми губами он не мог кричать; потому исторгал из себя вой, напоминающий скулеж обезумевшей от боли собаки, давимой мельничным колесом. Вийон видел, как мучаемый мужчина бьет головой в стол, как бессильно пытается распахнуть в крике рот… Как из ран, сквозь которые продернули дратву, начинает сочиться кровь. А потом, когда зловещий щелчок храповика ознаменовал, что коловорот под руками поэта совершил полный оборот, он затрясся и замер, его руки и ноги были почти вырваны из суставов, он сходил под себя, и к тошнотворной вони крови и кислого смрада пота добавился еще более мерзкий запах человеческого дерьма… – Стой, хватит! – прохрипел Петр и сплюнул под ноги. Вийон замер с ладонями на коловороте. Чувствовал, что сейчас потеряет сознание, выпустит колесо и падет на каменный пол. Поэту приходилось уже бывать истязаемым, видывал он нутро палаческих комнат, испытывал страшную боль, да и со смертью разминулся на волосок. Но впервые сам он причинял страдания под внимательным, ледяным взглядом господина Ру. Он замер, тяжело дыша и обливаясь потом. Пленник смолк и перестал дергаться. Дышал судорожно, втягивал со свистом воздух. Это конец, подумалось Вийону. Это наконец-то все. Он умрет, а мы выйдем отсюда на воздух. Он ошибался. Это не был конец. Даже не начало… Петр подступил к истязаемому с ведром смолы. Быстро намазал ему бока и внутреннюю сторону подмышек, а потом приложил факел. Смола загорелась красноватым огнем, усиливая страдания жертвы до границ безумия. Истязаемый дрожал от боли так, что потрескивал пыточный стол. Абрревой отер с чела кровавый пот. В слабом свете факела выглядел он истинным призраком, трупом, что поднялся из гроба при звуках труб Страшного суда. Дышал тяжело, а в груди его свистело при каждом вдохе, словно в дырявом меху. – Мастер Петр, – бесстрастный голос Ру вырвал Вийона из одеревенения. – Дальше! Палач кивнул. Потом снял со стены толстую веревку, заканчивающуюся крюком и пропущенную сквозь железный блок под потолком; проходила она через валок и железную петлю на боковой стене зала. Вийон знал эту пытку. Страппадо. Одно это слово вмещало в себе больше боли, чем мог причинить целый флакон венецианской отравы. – Попусти веревки, негодяй! Вийон не знал, как это сделать. Палач проворчал проклятие. Быстро освободил храповик. Коловорот застонал, провернулся. Деревянная крестовина ударила Вийона в бок. Поэт отскочил с оханьем. Истязаемый завыл сквозь зашитые губы. Зашипел громко, видимо, боль возвращающихся на свое место суставов была столь же сильной, как и при их растягивании. – Переверни его на бок. Вийон превозмог тошноту. Чувствовал смрад горелой плоти. К счастью, справился под внимательным взглядом человека в маске. Они медленно перевернули изуродованное тело на бок. Петр расстегнул пряжку на правом запястье пленника, с трудом выкрутил ему руку назад, вдел ладонь в маленькую железную колодку, заблокировал ее. – Поверни его с другой стороны! Вийон исполнил приказание. Церемония повторилась. Петр зацепил крюк от веревки за кольцо, вкрученное в деревянную колодку. – К рычагу! Вийон заколебался. И тогда вспотевший, окровавленный палач пинком послал его в угол, где второй конец веревки, проходящей через блок на потолке, был накручен на деревянный барабан с храповиком. Петр снова связал ноги обреченного, а потом ослабил полотняные петли веревок, выходящих из коловорота пыточного стола. – Тяни! Быстро! Вийон послушно вращал рычаг. Услышал, как заклекотали деревянные шестерни. Веревка, привязанная к выкрученным за спину рукам несчастного, натянулась как струна, а потом поволокла жертву вверх. Пленник дернулся, но впустую. Неумолимое страппадо тянуло его все выше и выше. Через минуту он висел с вывернутыми за спину руками. Заскулил отчаянно, дернулся. Все напрасно! С тихим хрустом плечи выскочили из суставов, руки неестественно выгнулись над головою приговоренного, который наверняка даже не был осужден. Пленник метался под потолком, а звук, который издавал он сквозь зашитые губы, казался визгом зарезаемой свиньи, которой затолкали в глотку клубок тряпок. |