Книга Спаситель и сын. Сезон 1, страница 56 – Мари-Од Мюрай

— А мама была беке?

Прапрапраправнучка рабовладельца.

— Да. Поехали дальше, я покажу тебе дом ее родителей.

Дом стоял на улице Дидье, почти на выезде из Фор-де-Франса. Здесь обособленно жили самые богатые беке острова. Жили в красивых белых домах под розовой черепицей, с галереями на резных колонках. Тут бы впору снимать «Унесенные ветром».

— Здесь, да? А где? — взволнованно спрашивал Лазарь, когда Спаситель припарковал машину.

Сент-Ив на секунду задумался: стоит ли ему вылезать из машины? Стоит ли подходить к двери? А почему, собственно, нет? Он знал, что вот уже два года, как дом продается, но из-за кризиса, который настиг Антилы точно так же, как метрополию, на него никак не находится покупателя. Ему стало грустно, даже больно, когда он увидел заброшенный сад, где еще красовались две королевские пальмы, и белый, но облупившийся фасад дома.

— Замок Спящей красавицы, — шепнул Лазарь.

— Вот и я так подумал, когда увидел Изабель, вернувшись с материка. Настоящая принцесса! Меня приняли в этом доме, потому что у меня были белые родители. Месье Турвиль презрительно называл черных «неграми». Он считал это слово оскорблением, но не стеснялся произносить его при мне — как бы давая понять, что ко мне оно не относится, я не «негр». Я мог бы возмутиться, но молчал. Я был влюблен. И хотел, чтобы семья Изабель приняла меня, пусть даже как белого.

— Но видно же, что ты черный, — рассудительно сказал Лазарь.

Спаситель засмеялся:

— Конечно, видно. Особенно ясно на свадебной фотографии. Просто бросается в глаза. На ней бросалось в глаза и другое, но я ничего не замечал.

На доступном ребенку языке Спаситель объяснил Лазарю, что беке на протяжении нескольких веков заключали браки только друг с другом, чтобы не смешивать свою кровь с кровью чернокожих, и это дурно повлияло на наследственность. В семье Турвилей двоюродная бабушка Леонсия закончила свои дни в психиатрической больнице Кольсон, мать Изабель без конца ходила по колдунам, считая, что на нее навели порчу, ее отец, горький пьяница, разорил семью. А Гюг, брат Изабель, был, как известно, совсем недавно арестован в Орлеане за покушение на ребенка.

— Почему он на меня напал? Я так и не понял, — пробормотал Лазарь, с ужасом вспомнив пережитое.

— Потому что он решил, что это я навлек беду на его семью.

Спасителя внезапно оледенил ужас, как в тот вечер, когда Габен и Лазарь описали ему преступника.

— Пошли, сынок. Впереди у нас долгий путь, хорошо бы вернуться до темноты.

Они сели в машину и двинулись на север. Сент-Мари, Мариго, Лорен — этой дорогой ехала Изабель в последний день своей жизни.

Молча, сосредоточившись на дороге, Спаситель свернул на асфальтовую полосу, ведущую через тропический лес. Бас-Пуэнт, Макуба. По обеим сторонам дороги гигантский бамбук размахивал в вышине длинными космами. Машина вползала вверх по крутизне, потом спускалась по склонам вниз, одолела один железный мост, потом второй. Всякий раз с вершины холма виднелись новые горы, упирающиеся в облака, всякий раз внизу виднелись пляжи с черным песком и море, бьющее в скалы.

Спаситель остановил машину в Гранд-Ривьере, у канала Доминик — для любого антильца это край света. Отец с сыном вышли из машины.

Вдалеке, на опасной границе, где Атлантический океан встречается с Антильским морем, темнела рыбацкая лодка.

— В день своей смерти твоя мама здесь останавливалась, — сказал Спаситель. — Люди ее видели.

— Я был с ней?

Спаситель набрал в грудь побольше воздуха.

— Тебя никто не видел.

Время сказать сыну всю правду еще не пришло. Они постояли несколько минут в горестном молчании, а потом, все так же молча, пустились в обратный путь, из Гранд-Ривьера в Макубу.

Съехав со второго моста, Спаситель указал рукой на ущелье:

— Ее машину нашли внизу. Вот здесь.

Может быть, лучше, чтобы Лазарь считал смерть матери несчастным случаем? Это не значило бы солгать, он просто не сказал бы всей правды.

— Папа! — окликнул его детский голосок.

— Да… Я подумал и решил… Ты уже большой, Лазарь. И тебе надо знать. Мама попала в аварию, потому что она… Она проглотила слишком много таблеток. Она потеряла сознание за рулем, или у нее случился сердечный приступ.

Все Турвили обожали лекарства. У них в домашней аптечке накопилось большое количество таблеток, которые отпускают только по рецептам: антидепрессантов, транквилизаторов, снотворных. В машине после катастрофы было найдено много пустых коробочек.

— Почему мама так сделала?

Ни Лазарь, ни его отец не произнесли слова «самоубийство».

— Мама болела такой болезнью, при которой людей мучит невыносимая тоска. И иногда им не хочется жить.

— Но ты же лечишь людей с депрессией, — сказал Лазарь и вопросительно посмотрел на отца.

Спаситель судорожно вцепился в руль, замечание сына прозвучало для него совершенной неожиданностью. Бессмысленно скрывать от Лазаря правду. Он понимает так много, что поймет и это.

— Когда я увидел Изабель, принцессу в замке, она уже была очень грустной. Я подумал, что она несчастлива в своей семье, а я сделаю ее счастливой, если мы поженимся. Я очень верил в свои силы — ведь я только что получил диплом психолога, я был влюблен, и меня звали Спасителем. Я думал, что спасу ее.

— У тебя не получилось? — спросил Лазарь сочувственно.

— Нет. Нельзя спасти человека от самого себя, Лазарь. Его можно любить, быть с ним рядом, подбадривать, поддерживать. Но спасает себя каждый только сам, если хочет и если может. Можно помогать другим, сынок, но мы не всемогущи. И я тоже.

Спаситель убедился в этом в самом начале своей работы психологом, и это был жесточайший урок.

— Я чувствовал себя виноватым. Иногда во мне поднимался гнев на Изабель. Я упрекал ее за то, что она не была со мной счастлива.

Спаситель не стал говорить, что тесть и теща винили его в том, что это он сделал их дочь несчастной. Гюг распустил слух, что Спаситель бил свою жену и довел ее до самоубийства.

Наступили сумерки, ехать стало опасно. Спаситель был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться на дороге.

— Я тоже, — сказал Лазарь, — я тоже не сделал ее счастливой.

— Давай остановимся, — прошептал отец.

Слезы застилали ему глаза, боль сжимала сердце.

Вышла луна, серебристый свет замерцал на огромных древовидных папоротниках, на нескончаемом каскаде холмов.

Отец и сын молчали. Надо было найти безопасное место.

— Поедем вон туда, — сказал Спаситель.

Он еще раз повернул руль, и машина, подпрыгнув на паре ухабов, остановилась на травянистой площадке, предназначенной для пикников, со столами и деревянными лавками, прямо на берегу бурлящего потока. Сердце у Спасителя колотилось, в ушах гудело. Стресс давал себя знать.