Книга Горничная особых кровей, страница 26 – Агата Грин

— Слышишь меня, горничная?

— Отвалите…

— Даже в подпитии ты обращаешься ко мне на «вы».

Владетель наклонился надо мной и, отведя в сторону волнистую прядь, проговорил, почти касаясь губами моего уха:

— Я очень не люблю пьющих людей. Особенно, если эти люди на меня работают. Но тебя я прощу, если ты поднимешься и скажешь четко, с расстановкой и выражением: «Простите, светлейший, я никогда больше не буду напиваться».

— Да пошли вы.

Я даже рукой махнула на мужчину. Он потянул за выставленную руку и ухватил меня под коленями. Мои глаза раскрылись.

Даже пьяной я осознавала, что у него на руках мне категорически не нравится. Я дернулась, попыталась освободиться. Его хватка стала еще крепче.

— Г рубить владетелю — непростительный проступок.

— А мне плевать! Я не боюсь вас!

— Да ну?

— Мне нечего терять, центаврианин. Поэтому и бояться нечего. Ясно?

— Нечего терять… — повторил альбинос задумчиво.

— Отпусти меня!

— Сейчас отпущу. Имей терпение, горничная.

Пытаясь освободиться, я не сразу заметила, что он подошел к окну. А когда заметила, окно уже было открыто. Дохнуло морозной свежестью. Вместе с ветерком залетел мягкий снежок, осел на моем лице. Я уставилась в темноту и снежную круговерть за окном.

Владетель наклонился над рамой. Я вцепилась в его плечи, и сердце мое бешено забилось. Что он задумал?

— Я дал тебе шанс загладить вину — ты не захотела им воспользоваться. Так что я вынес тебе приговор. И я приведу его в исполнение сам, прямо сейчас.

— Какой еще приговор?

— Смертный. Я решил выбросить тебя из окна. Человек, который сдался, ничего не стоит.

— Да вы больной! Больной на голову!

— Мне придется тебя разочаровать, горничная. Я абсолютно здоров. И, как ты сказала — неуязвим.

Мои мысли спутались, заметались в заторможенной после распития вина голове, но одно я осознала: пусть выкидывает, это тоже выход.

Владетель склонился еще ниже и начал выталкивать меня. Я уже не сопротивлялась…

Вдруг лицо… морда того явилась перед мысленным взором. Он улыбался.

Нет уж, гад! Буду жить тебе назло!

Я вцепилась в альбиноса крепко, прильнула всем телом. А он уперся одной рукой в раму, а другой начал толкать меня в грудь. Порыв ветра поднял мою кофту, коснулся кожи. С небывалой силой я бросилась на владетеля; моя нога соскользнула на раму. Тогда я оттолкнулась от рамы ногой что было мочи.

Мы упали на пол. «Бежать, бежать от этого психопата», — подумала я, но даже не пошевелилась. Я распласталась на мужчине, и руки мои крепко сжимали его плечи. Одну ногу я даже закинула за его, чтобы иметь дополнительную «зацепку».

Весь мой мир теперь составляли лишь окно — смерть, и альбинос — спасение.

— Видишь, как тебе хочется жить? — тихо и мягко проговорил владетель. — Как ты вцепилась в меня, как прильнула. Тебе есть, что терять, горничная — жизнь. Запомни этот момент. И в следующий раз, когда я о чем-то тебя спрошу, или когда я что-то тебе повелю — знай: в моей власти как подарить тебе жизнь, так и отнять.

Я кивнула. В голове шумела кровь, все дрожало внутри, но его слова я услышала очень хорошо.

— Слезь с меня.

Как заставить тело двигаться? Я разжала пальцы, перекатилась на пол. Поднялась, выравнивая дыхание, одернула кофту, которую задрал наглый ветер. Ветер… Я взглянула на раскрытое окно, на раму.

— Закрой окно, дует, — приказал центаврианин, поднимаясь. Поправив воротник, он дал еще одно указание: — И приготовь ванну погорячее, как вчера.

О, как были кстати эти указания! Простые, понятные, и давали мне время прийти в себя. Я поплелась в ванную комнату и сделала все, как вчера. Пока ванна наполнялась горячей водой, я сходила за халатом и нижним бельем владетеля, оставила, где нужно. Подождала еще немного, потрогала пальцем воду — кипяток.

Альбинос уже был в ванной комнате и почему не спешил раздеваться.

— Залезай в ванну. Можешь не раздеваться.

Пораженная, я лишь покачала головой.

Центаврианин ждал подобного; он подошел ко мне. На меня нашло какое-то странное чувство: я не хотела в воду, но и сопротивляться не хотела тоже. Хмель не до конца слетел с меня. Словно со стороны, я видела, как альбинос берет меня на руки, а потом медленно опускает в горячую воду.

Я и нескольких секунд не просидела в ванне — дернулась, всполошилась, ахнула.

— Сиди, — альбинос не выпускал меня из ванны.

— Горячо, светлейший!

— Знаю.

— Очень горячо!

— Да.

— Я тут сварюсь! Выпустите!

— Не сваришься, а протрезвеешь, — возразил мужчина, продолжая меня удерживать. Я дергалась и вырывалась, во все стороны летели брызги. — Иногда в этих целях действеннее ледяная вода, но тебе сейчас полезен жар.

— Я уже трезвая, светлейший!

— Тогда скажи: «Простите, светлейший, я никогда больше не буду напиваться!»

— Простите-светлейший-напиваться-больше-не-буду!

— Ты забыла одно слово.

— Пожалуйста!

— Не это слово.

Выпустите меня!

— Слово.

— Никогда!

— Что никогда?

— Никогда больше не буду напиваться! Обещаю!

Альбинос убрал от меня руки. Я выбралась из адовой ванны, встала перед владетелем. Кожа пылала, с меня текло. Я не знала, что сказать, что делать — просто смотрела на центаврианина. Что за псих, черт его подери? А если б у меня от такой температуры сердце дало сбой? А если бы я эо применила?

— Теперь ты в состоянии слушать и слышать, — отметил владетель и начал сухо перечислять: — Когда я вернулся, усталый и замерзший, ты не встретила меня, не принесла ужин и не приготовила ванну. Это проступок. Проступок — это штраф.

Штраф — пятьдесят п.е. Помимо этого, ты оскорбила своего владетеля. Это преступление. Преступление — это штраф в пятьсот п.е. Подведем итоги: сегодняшний день стоил тебе пятьсот пятьдесят п.е.

— Делайте, что хотите, но денег таких у меня нет!

— Знаю. Как работодатель, я безжалостен. Как владетель — милостив. Поэтому, горничная, я предлагаю отработать штраф.

Я буду давать тебе специальные задания стоимостью пятьдесят п.е. каждое. Если ты будешь их добросовестно и своевременно выполнять, то быстро отработаешь пятьсот пятьдесят п.е.

Владетель говорил медленно и мягко, я даже заслушалась. Что-то чертовски-заманчивое было в его словах… Чертовски… Я росла на страшных папкиных сказках о чертах и бесах, о том, как сии нечистые испокон веков покупали души за деньги. И, хотя это были всего лишь сказки, пришедшие на Энгор вместе с первыми землянами, в них была мораль.