Книга Золото Хравна, страница 98 – Мария Пастернак

— Я и не догадывался, что человек может вот так вдруг оказаться палачом. Лучше бы он заковал меня в кандалы и отвез в острог.

— Ну, вот уж нет! — Вильгельмина дернула его за руку. — Что ты говоришь, Торве, одумайся! Разве это так важно? Только представь: тебя могли увезти от меня сейчас, и я бы умерла в тот же миг. Но ты здесь, ты со мной, нам не надо бежать ни в Данию, ни в Швецию! Ну же, посмотри на меня! Ничего не изменилось, это только слова, их придумали люди, чтобы объяснять ими свои поступки. А я не хочу слов, Торве! Я хочу только быть с тобой.

— И я хочу этого больше всего, Мина, — вздохнул Торлейв.

— Дайте ему выпить чего-нибудь покрепче! — потребовал Скаффти.

— Я чувствую себя так, точно меня окунули в яму с помоями, — пожаловался Торлейв. — Даже хуже.

— Да так оно и есть! — воскликнул Никулас. — Такая уж это штука — власть. С ней свяжешься — обязательно окажешься в дерьме. Власть из каждого человека хочет сделать либо раба, либо палача, что, впрочем, почти одно и то же…

— Простите! — Секретарь Вальдимара вдруг поднялся со своей скамьи. Он все время сидел тут, но о нем как-то позабыли. — Я подготовил документ и хотел бы, чтобы все присутствующие засвидетельствовали, что написанное в нем верно.

Никулас хлопнул его по спине.

— Хорошо! Я подпишу даже кляузу на самого себя, если ты выпьешь с нами.

Мартейн внезапно улыбнулся:

— Я с удовольствием выпью с вами, Никулас Грейфи. Но напрасно вы полагаете, что я и впрямь записывал ваши речи в протокол.

— Вот славно! — усмехнулся Никулас. — А я-то надеялся, что если не король, так хоть лагман прочтет наконец мои слова, написанные на пергамене.

— С ошибками, — мрачно сказал Торлейв.

— С какими ошибками? — удивился Мартейн, близоруко разглядывая разложенные на столе листы.

Торлейв указал ему пальцем.

— Тьфу ты, — смутился секретарь. — Ну да впрочем, наш господин лагман не такой грамотей, чтобы это заметить.

— С таким усердием, сынок, ты не продвинешься по службе, — рассмеялся Стурла. — Если Вальдимар тебя выгонит, приходи в мою корабельную контору в Нидаросе. Мне нужны писцы.

— Писцы, которые пишут с ошибками? — уточнил Никулас.

— А разве знать, как пишутся слова, — важнее всего? — возразил Стурла. — Люди, которые рядом с тобой, — вот что важно. Мне вот понравился этот парень, и я бы доверил ему часть своих дел.

Вошла Ланглив с дымящимся котелком и Анете со стопкой деревянных мисок.

— Грибная похлебка, — объявила Ланглив.

Торлейв прошел к женской скамье и сел рядом с Вильгельминой. В горле у него стоял ком.

— Можно я посижу здесь с тобой? — сказал он.

— Торлейв, Торлейв! — воскликнула Ланглив. — Это не твое место!

— Мое, — сказал Торлейв. — Здесь моя невеста!

— Торлейв, не принести ли тебе платок и юбку? — рассмеялся один из издольщиков Никуласа, но Торлейв только отмахнулся.

— Поешь, Торве, — сказала Вильгельмина. — Я не помню, когда ты ел и когда спал.

— Вчера, — сказал Торлейв и взял ее руку.

Вернулся Гамли с бутылью вина.

— Вот так так! — сказала Ланглив. — Ты прикончишь запас вина на месяц!

— Не поить же в такой день людей скиром, — сказал Гамли, подмигнув Стурле. — А сбитня ты нам нынче не сварила, радость моя! Да и что может быть постнее вина, скажи, Торлейв? Перебродивший виноград — все, что там есть. Скир вот делают из молока. Но разве сравнится он с кружкою вина из Валланда? Никогда. Виноград пропитан солнцем и соками далеких теплых земель — и потому согревает и веселит наши сердца и души. А что такое скир? Скисшее молоко! И душа от него киснет, как клюква на болоте.

— Ты прав, Гамли! — со смехом возразил Никулас. — Но что до меня, то я люблю скир.

— Моя добрая матушка, — отвечал Гамли, — родом была из тех дальних земель, где растет виноград и где умеют готовить этот напиток, достойный святых. Возможно, потому я и славлю его сейчас.

Он открыл бутыль и разлил вино по кружкам.

— Я пью за Вальдимара, сына Хельги! — возгласил Гамли, выхватив из рук Никуласа охранную грамоту Торлейва. — Пью за него, ибо, сам того не желая, он принес радость в этот дом. Впервые вижу я такого доброго вестника — ангела с крыльями из протоколов и с нимбом из печатей. Видите эти строчки, эти каракули? Это буквы, и они складываются в слова, и эти слова говорят: Торлейв, не вешай носа, потому что ты свободен! Клянусь, это лучшее, на что способны дубовые орешки! ^[168] Пусть из них не делают вино, подобное этому, — но я выпью и за них тоже! Dixit ^[169].

Торлейв посмотрел на него и, не удержавшись, рассмеялся.

На другой день Улов, сын Эрлинга, покинул гостиницу «Два лосося» рано утром — родители ждали его в Нидаросе на Рождество. Вальдимар, сын Хельги, узнав о том, из какого рода происходит молодой человек, преисполнился к нему такого уважения, что пригласил разделить с ним путь. Улов согласился — ему не хотелось идти в одиночестве по пустынным дорогам Воронова мыса.

Проводив будущего зятя, Никулас вернулся в горницу. На дворе заметно похолодало, мороз кусал щеки. Гамли развел большой огонь в очаге и стоял теперь, с удовольствием глядя, как искры улетают через отдушину в морозное небо.

Остальные еще спали. Никулас присел у очага, чтобы согреть замерзшие руки.

— Ты останешься? — спросил его Гамли.

— Придется, — сказал Никулас. — Не бросать же дела недоделанными. Ты ведь знаешь этого Стюрмира. Как по-твоему, попытается он вновь добраться до Стурлы и его дочери?

— Уверен, что да.

— Мы должны его найти.

— Я сейчас как раз еду к управителю нашего херада Гюрду, сыну Симона. Надо пустить стрелу среди местных бондов: пусть все знают, что произошло. У нас есть серьезный повод для того, чтобы собрать тинг сразу после мессы Иллария ^[170].

— Я предпочитаю сам разбираться с такими вещами, — пожал плечами Никулас.

— Ну, а я не столь горд, — сказал Гамли. — Если меня не будет, кто позаботится о моей жене и дочках? Твоей родне так хоть достанется немалое наследство. А кстати, что сказала тебе Сольвейг? Ты предупредил ее, что не вернешься к празднику?